Потом мы отправляемся к обезьяньему вольеру. Стоит обезьянам увидеть моего пса, как они начинают что-то лопотать, вскрикивать и дико подпрыгивать. Собака им явно не нравится. Нэпал же ставит лапы на ограду и заглядывает в вольер, спокойный, как скала: «У этих животных странный вид. Интересно, какие они на вкус?»
Дальше гепарды. Нежась на солнышке, они не обращают ни на кого внимания, но, заметив моего четвероногого друга, прыжками несутся к нам. Два гепарда за стеклом то рвутся вперед, то отступают, шипят и скребут землю лапами.
Мы с Нэпалом устраиваем для них представление: по моей команде он таскает туда-сюда мою коляску. Мелисса и девочки едва на ногах стоят от смеха, а у Блейка на лице милая мечтательная улыбка, с которой он обычно смотрит на шалости Нэпала.
После поездки в зоопарк я снова обдумываю идею о книге. Я звоню английскому писателю по скайпу, и мы это обсуждаем. Я говорю о своих сомнениях. О том, что многого просто не помню. Огромные промежутки времени окутаны серым туманом. Он успокаивает меня, уверяя, что материала для истории достаточно. К тому же я, возможно, вспомню что-нибудь еще.
Я говорю то, что кажется мне очевидным: Дэмиен Льюис должен встретиться с Нэпалом. Не увидев моего пса, он не получит истинного представления о нашей истории. Мы договариваемся, что либо мы с Нэпалом полетим в Англию, либо — это более вероятно — Дэмиен навестит нас в Техасе. Мы договариваемся рассмотреть варианты.
Мне звонит Джон Либонати. После нашей с Нэпалом поездки в Вашингтон мы созваниваемся почти каждую неделю, и он по-настоящему увлечен нашим делом. Джон рассказывает, что через высокопоставленных лиц Секретной службы пытается организовать для нас с Нэпалом посещение Белого дома. Он думает, что для нас это прекрасная возможность рассказать о том, что могут сделать собаки СПНВ для людей с инвалидностью и ранениями.
Я отвечаю, что мы можем приехать в любой момент, пусть только позвонит.
Со мной связывается организация «Семьи ветеранов-инвалидов». Они спонсировали мою подготовку к Играм воинов. Посмотрев мое выступление, представители организации спрашивают, не хочу ли я проехать марафон — они готовы спонсировать мое участие. Они говорят, что в октябре 2012 года в городе Вашингтон состоится знаменитый Марафон морской пехоты. Остается всего полгода.
Более подходящих условий для первого марафона просто не найти. Я даже не раздумываю. Мне снова вспоминается, как вскоре после выхода из комы я говорил боевым товарищам по спецоперациям: «Знаете, что я сделаю? Пробегу марафон. Как вам такое?»
Я отвечаю организации «Семьи ветеранов-инвалидов», что буду участвовать в забеге.
Теперь я тренируюсь еще более интенсивно. Каждую свободную минуту мы с Нэпалом проводим в зале. Мелисса, как всегда, беспощадна. Мы изучаем маршрут Марафона морской пехоты и видим, что там холмистая местность. Мне придется укрепить верхнюю часть тела и увеличить выносливость. Мелисса добывает для моей коляски специальную подставку, сделанную Джастином Мидерсом, — этот парень становится моим добрым другом. Джастин попал в аварию на мотоцикле и, как и я, парализован ниже пояса. При этом он выступает за сборную США на Параолимпийских играх.
Джастин помогает приспособить мою гоночную коляску к условиям марафона. Мы фиксируем подставку и устанавливаем на ней коляску. Теперь задние колеса стоят на беговой дорожке и упираются во фрикционный барабан — это позволяет воспроизвести проезд по наиболее тяжелым участкам вверх по склону. Спуски почти настолько же сложны: я не могу позволить, чтобы моя коляска покатилась под гору.
Тренировки в зале чередуются с ездой по дорогам. Тротуары нам для этой цели не подходят, потому что если я на большой скорости врежусь в бордюр, от меня вряд ли что-то останется. Мелисса едет впереди на велосипеде, проверяя, нет ли машин на перекрестках. Мы начинаем с пятимильных отрезков и постепенно увеличиваем дистанцию. К июню это уже добрых десять миль. Мы на верном пути и к сентябрю сможем проезжать восемнадцать-двадцать миль. Мелисса не хочет выходить за предел двадцати миль. Она говорит, что если я смогу проехать двадцать миль, то и двадцать шесть для меня не проблема.
Нэпалу нравится, что я постоянно тренируюсь, ведь у него появилась уйма времени для сиест. Пока я довожу себя до изнеможения, он дремлет, растянувшись где-то неподалеку. В отличие от моей австралийской овчарки Блю Нэпал не храпит. Зато сколько снов он видит! Думаю, во сне он гоняется за животными, которые недоступны ему наяву. Мои колеса борются с беговой дорожкой, а Нэпал лежит, распластавшись, и подергивает лапами, словно куда-то мчится. У него вздрагивают губы, а иногда он повизгивает, взлаивает или издает глубокое горловое рычание. Его веки трепещут. Это азарт охоты.
«За кем он гоняется? — думаю я. — За кроликами? Рысями? Койотами? Кто знает…»