Нэпал — верный друг. Пес, подаривший надежду

Подходит помощник с коляской-внедорожником на гусеничном ходу — она может ездить по любой поверхности, в том числе по заросшим травой участкам, таким как на этом аэродроме. Пол расстегивает скреплявшие нас ремни и помогает мне сесть в коляску. Я опускаю ноги на подставки, но не успеваю тронуться с места, потому что вмешивается мой пес. Он ставит передние лапы мне на колени и поздравляет меня особенным способом — мокрым собачьим поцелуем от всей души. Собака чувствует, как много значит для меня этот прыжок — это пик достижений, о которых я мечтал с тех пор, как «несчастный случай» приковал меня к креслу на колесах.

Я смотрю в полные доверия прекрасные янтарные глаза моего пса.

— Мы сделали это, малыш! Мы сделали это!

И он мне отвечает. В глазах Нэпала сияет огонь, а у меня в голове как будто звучат его слова: «Да, пап. Мы это сделали. Я с тобой, значит, нам под силу все!»

И знаете, что я вам скажу? Он чертовски прав.

Для таких особенных моментов простого собачьего поцелуя мало. Мой пес тянется выше, кладет лапы мне на плечи и долго-долго обнимает меня, уткнувшись в щеку седеющей мордочкой. Толпа неистовствует. Они кричат, приветствуя нас, кое-кто даже готов расплакаться.

Продемонстрировав свое волшебство, Нэпал занимает отведенное ему место. Я трогаюсь в путь, и он идет рядом с коляской. Но, проезжая по мокрой от росы траве, я замечаю, что мой пес движется без привычной живости и плавности.

Когда мы возвращаемся в номер отеля, Нэпал выглядит совершенно измученным. Он валится на пол, и мне едва удается заставить его поесть. Последние несколько дней этого праздника, устроенного для ветеранов-инвалидов, были очень напряженными. Возможно, Нэпал просто устал. Однако я все равно беспокоюсь за моего лучшего друга, за моего пса. Пару недель назад я уже возил его в ветеринарную клинику (у него никак не проходил кашель), где Нэпал прошел полное обследование. Но я обещаю себе снова отвезти его на осмотр, если до возвращения домой ему не станет лучше.

Я вычесываю и глажу Нэпала, и он погружается в глубокий сон. У него подергиваются лапы, он тихонько взлаивает, гоняясь во сне за белками. Мой пес отдыхает, а я мысленно возвращаюсь к тому дню, когда в прошлый раз прыгнул с парашютом.

С тех пор прошло почти десять лет. Тогда я был совершенно другим человеком.

Глава первая

Воздух смягчала высокая влажность, но все равно чувствовалась удушающая жара.

Ожидая, пока прогреются гигантские турбины самолета C-130 «Геркулес», я смотрел на своих боевых товарищей, выстроившихся в колонну на этой опаленной тропическим солнцем взлетно-посадочной полосе. Все американцы, как и я, были одеты в форму без опознавательных знаков. Во время таких операций ничто не должно выдавать твое подразделение или звание — мало ли как обернется дело. Если попадешь в плен, лучше не иметь при себе ничего, что позволит догадаться: ты не просто солдат.

Как и другие парни, я провел полную ревизию: сорвал нашивки и обыскал карманы, чтобы ненароком не прихватить с собой документы и семейные фотографии — ничего такого, что выдавало бы мое гражданство или место службы.

Даже фотографию жены и трех сынишек ни в коем случае нельзя было брать с собой.

Когда речь шла о такой войне и таком противнике, эти меры предосторожности следовало строго соблюдать. Дело было в Эквадоре. Мы обучали местные отряды специального назначения, которые боролись с Революционными вооруженными силами Колумбии. Это опасная группировка повстанцев. Чтобы финансировать свои операции, они похищают людей, требуя выкуп, незаконно добывают полезные ископаемые, а главное — торгуют наркотиками.

РВСК сплели паутину наркотрафика, тянущуюся из южноамериканских джунглей далеко на север, до самых США, и на восток, охватывая Европу на том берегу Атлантического океана. При доходе примерно триста миллионов долларов в год и десятках тысяч вооруженных сторонников РВСК стали хорошо оснащенной, закаленной в боях силой, не сковывающей себя никакими правилами ведения войны. Эти люди известны своей жестокостью. Никому не посоветовал бы иметь с ними дело.

Я посмотрел на часы. До взлета оставалось двадцать минут. Я окинул взглядом своих сослуживцев по Авиационному полку специального назначения, Уилла и Трэвиса. Спокойные и раскованные, они закатали рукава и обнажили шею, расстегнув верхние пуговицы. Ни дать ни взять — настроились на учебный прыжок где-то над Флоридой, а не на операцию в джунглях, кишащих опаснейшими в мире наркобандитами. Дело было в конце девяностых. Авиационный полк специального назначения, известный также как Сто шестидесятый полк, или «Ночные охотники», уже терял людей в этом регионе. Мы ввязались в чертовски опасное дело. Но для Уилла и Трэвиса просто настал очередной день, когда они могут заняться любимым делом. И, по правде говоря, так начинал относиться к этому и я.