Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

Всех «шестёрок» в «Нанкине» было четырнадцать. Все они были тут на лицо. Фигура Семёна резко выделялась. Он походил скорее на директора банка, чем на шестёрку. Полный, с далеко выдающимся брюшком, среднего роста, с красивыми седыми баками, выразительным лицом и сочным грудным голосом, он положительно был эффектен, если бы от него не разило вечно сивухой и пальцы не были всегда в нюхательном табаке. Остальные мои коллеги были люди пожилые, пожившие на своём веку, о чём свидетельствовали ил физиономии с изъянами и глубокими морщинами. Откровенно сказать, компания этих будущих моих «коллег», их благосклонность ко мне производило гнетущее, удручающее впечатление и шевелило чувство брезгливости. Особенно неприятно поражала их нечистоплотность. Сморкаются в руку, вытираются той же салфеткой, которой протирают гостям посуду. Нюхают табак и теми же пальцами сейчас ломают хлеб. Берут всё из общей миски и туда же бросают свои огрызки, объедки. Между тем, среди этих четырнадцати «шестёрок» есть прыщавые, угреватые, болезненные, быть может, и с дурною болезнью. (Их никто не свидетельствует, хотя они ежедневно кормят и близко соприкасаются с сотнями гостей). После короткого знакомства со мной компания продолжала прерванный разговор. Семён рассказывал о своём недоразумении с буфетчиком.

— Мазура этакая! Я своим гостям в кабинет подставил три пустые бутылки. Получил без спора, а он (буфетчик) требует себе половину. Умник какой! Я ему дал три целковых, а он говорит: хозяину скажу. Ну говори, плевать!

— И сказал?

— Сказал. Хозяин приказал получить с меня за все три бутылки. А это ведь 18 целковых! Раззудил! Для него я гостей, извольте радоваться, обставил? И гости-то хорошие! Около трёх на чай дали.

Я плохо понимал жаргон этой компании, но после освоился. «Обставил», значит обсчитал. «Подставил» или «примазал», значит — прибавил фиктивно к счёту, для чего в угол кабинета, куда отставляют выпитые бутылки, лакей незаметно принёс и поставил несколько пустых бутылок, будто бы выпитых здесь. Это делается, когда компания хорошо «зарядила», т. е. напилась. На три — четыре бутылки «примазывается» одна, а если в компании есть «эти» дамы, то и две. Дамы всегда являются помощницами официанта в обмане.

Если дамы из «этих», то лакей прямо входит с ними в стачку и делится барышом. Если же особы порядочные, то кавалеры, сидящие с ними, конечно, не захотят скандала со слугой, а, напротив, не потребуют даже счета, просто приказав: «получи». Значит, получай, сколько хочешь и обсчитывай, как угодно. Также легко обсчитать и пьяного, который не только не в состоянии проверить официанта, но жёлтой бумажки не отличает от красной[121].

— Чем же, чем же иначе было бы жить шестёркам, — трагически восклицает Семён, — если бы не дамы, да пьяные?! Ведь у нас два рубля в день своего расхода, а жалованья во (он сделал выразительный жест). Поди, пятиалтынными собери!.. Нет, брат, всякий хозяин понимать должен, что слуги будут обсчитывать, если он сам с нас берёт себе жалованья по 6 рублей с носа, а в старину нам платили по 10–15 рублей на всём готовом! Тогда и не обсчитывали…

— Скажите, Семён Данилович, где мне служить, когда дежурить?

— А вы когда хотите начинать?

— Да хоть сегодня…

— Валите сегодня… Ваши столы у нас в разъезде, а кабинетик у Мушина. Пойдёмте, я вас сведу. А то, может, угостите нас, спрысните?

— После с удовольствием, непременно, а теперь надо отделаться.

— Ну, пойдём.

Я засунул салфетку под мышку и пошёл за Семёном. Как раз в этот момент загремел колокольчик на буфет и раздался голос буфетчика:

— В залу…

— Ну, вот вам и репетиция. Идите в залу, верно, пришли, а я после покажу вам…

Действительно, в залу входили посетители. Солидный купец и элегантный юркий господин, в котором я сейчас же узнал помощника присяжного поверенного Z. «А ну, как узнает»? — мелькнуло у меня в голове, и я сделал сильную гримасу, точно подавился косточкой. Z. увивался и лебезил, потирая руки. Очевидно, купец был богатый клиент; он держал себя с достоинством, покровительственно… Я подошёл к столу, у которого они сели, и остановился «выслушать заказ».

— Ну что, по рюмочке? — протянул купец, развязывая на шее кашне.

— Как хотите, как угодно, — заёрзал Z., — мне все равно.

— Так, дай нам, — начал купец, не слушая собеседника, — полбутылки и закусить чего-нибудь с буфета, солёненького.

Я повернулся идти, но резкий оклик Z.: «Послушай, эй»! — заставил меня вернуться.

— Болван, — закричал он, — спроси их (купца), какой водки!

И прежним любезным тоном он обратился к купцу:

— Вы «Смирновку»[122] или «Кошелевку»[123] предпочитаете?

Купец ничего не ответил.

— Ну, тащи «Смирновки», — проговорил. Z. через минуту, не дождавшись ответа купца.

Я пошёл подавать…

4