Читаем Непечатные пряники полностью

Кроме поэта Серебряного века, был в Ардатове свой крахмальный завод и пять винокуренных. Водки производили на сто тысяч рублей в год. Была даже «Ардатовская». Пили много. Только в уезде было сто тридцать пять питейных домов, не считая разного рода харчевен, кабаков и трактиров. На весь уезд славились ардатовские пряники и мыло. Мыло, выражаясь языком биологов, было эндемиком – его на протяжении почти ста лет, вплоть до сороковых годов прошлого века, варила в Ардатове всего одна семья Солодовниковых. Куски мыла делали похожими на сырные головки и продавали их на развес, разрезая на куски проволокой. Из-за внешнего сходства ардатовское мыло путали с местным сыром. Да и по вкусу они мало чем отличались. О пряниках можно сказать… Не будем, однако, говорить плохо о пряниках. Их давно уже не существует.

Шестая часть конфеты

О том, что в столице поменялась власть, ардатовцы узнали от пассажиров поезда Москва – Казань. Вернее, сначала узнали об этом на станции Мухтолово, через которую проходил поезд, а уж потом эту новость привезли на гужевом транспорте в Ардатов. Советская власть пришла и принесла в город все то, что она приносила и в другие города: беспорядки, экспроприацию экспроприаторов, голод, агитаторов, еще беспорядки, грабежи, сыпной тиф, продразверстку, создание коммун, развал коммун, голод, колхозы, раскулачивание, репрессии и снова голод. Мыло кончилось – вместо него употребляли глину. Жалеть было тоже нельзя.

В двадцать первом году Выкса вместе со своим металлургическим производством и близлежащими территориями добилась самостоятельности и выделилась в самостоятельный уезд. Еще через два года Ардатовский уезд и вовсе расформировали. Все, что от него осталось, расписали по Арзамасскому и Лукояновскому уездам. Сам Ардатов в 1925 году был разжалован из города в село – центр Ардатовской волости Арзамасского уезда. Если бы тогда, в двадцать пятом, войско какого-нибудь царя по пути на Москву заплутало, проходя мимо Ардатова, в лесу, проводников бы нашлось…

Со всем тем нельзя сказать, что советская власть ничего не делала для ардатовцев. Конечно, оперного театра в Ардатове не построили, но баню отремонтировали. В двадцать первом году впервые в ардатовской истории стали издавать газету «Красный пахарь». Самым решительным образом боролись с самогоноварением. В двадцать пятом волостная милиция поймала почти три сотни самогонщиков. У них отобрали больше сотни самогонных аппаратов и сорок ведер самогона. В двадцать седьмом открыли книжный магазин. В тридцатом году в Ардатове организовали колхоз «Наш ответ кулаку». Через какое-то время его переименовали в колхоз имени Ю. М. Кагановича. К тридцать третьему году в колхозах состояло уже две трети хозяйств Ардатовской волости, а через шесть лет, к тридцать девятому, колхозный скот так отощал, что его не принимали на мясозаготовительных пунктах.

Газета «Колхозная правда», пришедшая на смену «Красному пахарю», писала, что в тридцать третьем в Ардатове показали фильм «Чапаев», и в этом же году город подключили к всесоюзной радиосети. В августе тридцать четвертого приняли решение о постройке самолета «Ардатовский колхозник». В клубе крахмалотерочного завода проходили партийную чистку секретарь РК ВКП(б) Лучинин, зам. секретаря Овчинников и секретарь РК ВЛКСМ Суслов[141]

. В августе тридцать пятого в городе организован сбор летучих мышей для опытов. Живых и мертвых мышей принимали по пять рублей за штуку и сдавали лаборанту И. И. Косолапову[142]. В тридцать седьмом ардатовским пекарям пришла в голову удивительная мысль запекать в буханку кусок бечевки «для упрощения переноса хлеба и его транспортировки». В мае этого же года в маленьком ардатовском мире, в городской парикмахерской, научились делать шестимесячную химическую завивку. И это было куда лучше, чем то, что делалось в мире большом, несмотря на все его дизель-моторы, перелет вокруг света и Днепровскую гидростанцию.

В тридцать девятом году построили небольшой паточный завод, рассчитанный на семьдесят пять тонн патоки в квартал, и кондитерскую мастерскую, которая производила тридцать пять тонн пряников и восемь тонн конфет. Если поделить это количество конфет и пряников на количество тогдашних жителей Ардатовской волости, то получится, что в день на одного гражданина, включая беззубых младенцев и таких же беззубых стариков и старух, приходилось по одиннадцать грамм пряников и два с половиной грамма конфет. Если это количество в граммах разделить на средний вес одного пряника и средний вес одной конфеты, то получится, что каждый гражданин мог в день съесть пятую часть пряника и шестую часть конфеты. Не так уж и много пряников было у советской власти для своих граждан. Кнутов было куда как больше.

Перейти на страницу:

Все книги серии Письма русского путешественника

Мозаика малых дел
Мозаика малых дел

Жанр путевых заметок – своего рода оптический тест. В описании разных людей одно и то же событие, место, город, страна нередко лишены общих примет. Угол зрения своей неповторимостью подобен отпечаткам пальцев или подвижной диафрагме глаза: позволяет безошибочно идентифицировать личность. «Мозаика малых дел» – дневник, который автор вел с 27 февраля по 23 апреля 2015 года, находясь в Париже, Петербурге, Москве. И увиденное им могло быть увидено только им – будь то памятник Иосифу Бродскому на бульваре Сен-Жермен, цветочный снегопад на Москворецком мосту или отличие московского таджика с метлой от питерского. Уже сорок пять лет, как автор пишет на языке – ином, нежели слышит в повседневной жизни: на улице, на работе, в семье. В этой книге языковая стихия, мир прямой речи, голосá, доносящиеся извне, вновь сливаются с внутренним голосом автора. Профессиональный скрипач, выпускник Ленинградской консерватории. Работал в симфонических оркестрах Ленинграда, Иерусалима, Ганновера. В эмиграции с 1973 года. Автор книг «Замкнутые миры доктора Прайса», «Фашизм и наоборот», «Суббота навсегда», «Прайс», «Чародеи со скрипками», «Арена ХХ» и др. Живет в Берлине.

Леонид Моисеевич Гиршович

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Фердинанд, или Новый Радищев
Фердинанд, или Новый Радищев

Кем бы ни был загадочный автор, скрывшийся под псевдонимом Я. М. Сенькин, ему удалось создать поистине гремучую смесь: в небольшом тексте оказались соединены остроумная фальсификация, исторический трактат и взрывная, темпераментная проза, учитывающая всю традицию русских литературных путешествий от «Писем русского путешественника» H. M. Карамзина до поэмы Вен. Ерофеева «Москва-Петушки». Описание путешествия на автомобиле по Псковской области сопровождается фантасмагорическими подробностями современной деревенской жизни, которая предстает перед читателями как мир, населенный сказочными существами.Однако сказка Сенькина переходит в жесткую сатиру, а сатира приобретает историософский смысл. У автора — зоркий глаз историка, видящий в деревенском макабре навязчивое влияние давно прошедших, но никогда не кончающихся в России эпох.

Я. М. Сенькин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука