За сценой оркестр уже настраивал инструменты перед вторым действием. Но Бауман, забыв про оперу, впился глазами в схему. Я знал: для него, фаната технического прогресса, такой проект интереснее любого спектакля.
— Любопытно, — он достал карандаш. — А вот эта система вентиляции…
Он уже заинтересовался и пока что даже не спросил, откуда я знаю. И как с ним повстречался. Неужели поверил, что это случайно?
Нет, конечно. На самом деле ничего случайного в этой встрече не было.
За три дня до премьеры в моем кабинете появился Семен Артурович с объемистой папкой.
— Вот что удалось узнать о товарище Баумане, — он разложил на столе документы, фотографии, газетные вырезки. — Начнем с главного — сейчас он занят проектом культурного строительства в рабочих районах. Особенно его интересует создание образцового клуба на Пресне.
Я просматривал материалы. Выписка из стенограммы заседания МК.
Бауман резко критикует существующие рабочие клубы: «Примитивная агитация вместо настоящего технического просвещения». Докладная о необходимости создания современных технических библиотек. Проект типового рабочего клуба с чертежными мастерскими и лабораториями.
— А это особенно интересно, — Головачев достал пожелтевший номер рижской газеты за 1910 год. — Заметка о студенческом техническом кружке в Политехникуме. Среди организаторов — студент К. Бауман. Они собирали деньги на библиотеку технической литературы для рабочих.
Старая фотография: группа студентов у здания Политехникума. Молодой Бауман в студенческой тужурке.
Худой, острые черты лица, то же пенсне, тот же цепкий взгляд. Рядом на столе разложены немецкие технические журналы.
— Копайте глубже, — я отложил фотографию. — Что с его партийной работой того периода?
— Любопытная деталь, — Семен Артурович понизил голос. — В Риге он организовывал подпольные технические курсы для рабочих. Днем — легальные лекции по механике, вечером — нелегальные марксистские кружки. Преподавал сам, по отзывам — блестяще.
На стол легла еще одна папка — более поздние документы. Туркестан, 1920 год. Бауман, уже комиссар, создает сеть профессиональных школ. Даже в разгар борьбы с басмачами находит время для организации технических курсов.
— Он фанатик просвещения, — заметил Головачев. — Особенно технического. И еще деталь — всегда поддерживает тех, кто реально что-то делает, а не просто говорит.
Я задумчиво постукивал карандашом по столу:
— А где он бывает? Какие привычки?
— Каждую пятницу обедает в столовой Дома Союзов. По средам бывает в клубе ВСНХ. — Семен Артурович сверился с записями. — В театр ходит редко, только по обязанности. В Большом появляется раз в месяц — курирует культурную работу.
— Так-так… А что у нас с премьерами в ближайшее время?
— «Декабристы», новая постановка. Бауман должен присутствовать — в спектакле занят рабочий хор с Трехгорки, это его подшефное предприятие.
Я просмотрел список приглашенных:
— В правительственной ложе?
— Да, но… — секретарь замялся, — туда просто так не попасть.
— А если через Антонину Васильевну? — я улыбнулся. — Она в репертуарной комиссии, а мы в прошлом месяце помогли с материалами для декораций…
Головачев улыбнулся.
— Верно. А я и забыл. Обязательно свяжусь с ней и добуду.
Когда он вышел, я внимательно изучил материалы. Узнал много интересного.
Бауман оказался незаурядной личностью. Я читал его биографию, как приключенческий роман.
Рига, февраль 1908 года. Жандармы нагрянули под утро.
Бауман успел сжечь бумаги, когда в дверь уже ломились прикладами. Спустился по водосточной трубе, обжигая руки обледенелым металлом.
Пуля выбила крошку из кирпича у самого виска. В кармане студенческого пальто — чертежи подпольной типографии, замаскированные под курсовой проект по машиностроению.
На явочной квартире его ждала Анна, невеста, связная, соратница. Через неделю ее арестовали.
Два года Рижской губернской тюрьмы подорвали здоровье — чахотка. Умерла на руках у Карла в семнадцатом, уже после революции. На прикроватной тумбочке остался недочитанный технический журнал. Она до конца разделяла его страсть к инженерному делу.
Туркестан, лето 1920-го. Банда Ибрагим-бека зажала продотряд в глиняных развалинах старой крепости.
Третий день без воды, патроны на исходе. Бауман, сняв запотевшее пенсне, наладил из обломков арыка и старой керосиновой бочки систему охлаждения для единственного пулемета. «Максим» раскалялся на беспощадном солнце, но продолжал работать. К вечеру подоспела помощь — красноармейский эскадрон.
Через месяц — тиф. Бредил чертежами и формулами, в горячке пытался объяснять санитаркам принцип работы паровой турбины. Выжил чудом. Молодой военврач, качая головой, сказал: «Вас ваши формулы спасли — мозг работал, когда тело сдавалось».
Осень 1921-го. В кишлаке под Самаркандом открывали первую советскую школу. Басмачи налетели на рассвете.
Бауман организовал оборону, вооружив учителей и старших учеников. Отбились.
Трое суток держались, пока не подошли части особого назначения. Погиб завуч, бывший питерский инженер, только начавший преподавать механику местным ребятам.