Нэпман 1. Красный олигарх

В приемной за великолепным старинным столом из карельской березы, сверкающим медовыми разводами, восседала немолодая секретарша с идеальной осанкой и строгой ниткой жемчуга на шее. Бархатные портьеры цвета спелой сливы приглушали шум московской улицы, создавая атмосферу респектабельного покоя.

Петр Николаевич Стрешнев, управляющий московским отделением Промбанка, принял меня в просторном кабинете с лепным потолком и массивным мраморным камином. Высокие венецианские окна в резных наличниках пропускали мягкий осенний свет, играющий на позолоте рам старинных зеркал.

— Рад видеть, Леонид Иванович, — Стрешнев поднялся из-за огромного письменного стола красного дерева с бронзовыми накладками. Безукоризненный костюм-тройка от лучшего московского портного, седые виски, аристократическая осанка. Весь его облик дышал дореволюционной солидностью. — Присаживайтесь.

На столе поблескивал массивный чернильный прибор из нефрита с серебряными накладками — явно из особняка какого-нибудь разорившегося князя. Рядом хрустальный графин с водой и старинные часы в изящном корпусе из карельской березы.

— Итак, вы хотите модернизировать производство? — Стрешнев откинулся в кожаном кресле с высокой спинкой.

— Восемьсот тысяч рублей, — я разложил документы на полированной столешнице. — Вот полный пакет обеспечения.

Стрешнев изучал бумаги, время от времени поправляя золотое пенсне на орлином носу. В камине потрескивали березовые поленья, наполняя кабинет уютным теплом и тонким древесным ароматом.

— Серьезная сумма, — он постучал серебряным карандашом по малахитовому письменному прибору. — Но ваша репутация… И память об Иване Михайловиче, вашем батюшке… — он сделал паузу. — Полагаю, мы сможем найти решение.

Когда все формальности были улажены, часы в кабинете мелодично пробили три. Стрешнев достал из резного буфета хрустальный графин:

— За успешное сотрудничество?

Коньяк оказался превосходным, с тем особым букетом, который бывает только у довоенных запасов.

К пяти часам я подъехал к особняку Общества взаимного кредита на Ильинке. Двухэтажное здание в стиле московского модерна впечатляло изящной лепниной и витражными окнами работы мастеров Фаберже.

Михаил Исаакович Гринберг принимал в своем кабинете на втором этаже. Комната тонула в багряных отсветах заходящего солнца, играющих на инкрустированных шкафах красного дерева. Тяжелые бархатные портьеры, восточные ковры ручной работы и бронзовые канделябры создавали атмосферу утонченной роскоши.

— Чаю? — Гринберг указал на сервиз из тончайшего фарфора с золотой росписью. — Настоящий цейлонский, еще из старых запасов «Губкина с сыновьями».

Пока разливали чай, мы обсудили условия кредита. Полмиллиона под векселя. Гринберг славился умением находить нестандартные финансовые решения.

Последняя встреча была назначена в новом здании кооперативного банка на Мясницкой. Николай Петрович Скорницкий, крепкий мужчина лет пятидесяти с военной выправкой и простым русским лицом, встретил меня в строгом кабинете, обставленном добротной мебелью фабрики «Пролетарий».

— Прошу без церемоний, — он указал на удобное кожаное кресло. — У нас тут по-деловому, без этих, — он мотнул головой, — купеческих расшаркиваний.

Но за внешней простотой чувствовался цепкий ум и отличное понимание финансов. Новая советская элита быстро училась премудростям банковского дела.

— Четыреста тысяч под производственную программу, — Скорницкий быстро пролистал документы. — Условия стандартные, но потребуется подтверждение от районного совнархоза.

На стене тикали новенькие часы Второго московского часового завода, на столе поблескивал чернильный прибор с бронзовой фигуркой рабочего. Все просто, функционально, по-деловому.

Когда мы ударили по рукам, за окном уже сгустились сумерки. По Мясницкой спешили прохожие, громыхали телеги ломовых извозчиков, позванивал трамвай.

Я сел в «Мерседес», мысленно подводя итоги дня. Один миллион семьсот тысяч рублей — неплохое начало. Теперь предстояло превратить эти деньги в реальное производство.

— На завод, — бросил я Степану.

Пора вызывать Котова и начинать прорабатывать детали финансовых схем. Впереди ждала большая работа.

«Мерседес» плавно скользил по вечерним московским улицам. За тонированными стеклами проплывали тусклые фонари, освещавшие мокрую брусчатку. Я достал из портфеля папку с документами и погрузился в расчеты.

Итак, по официальным каналам мы имеем один миллион семьсот тысяч. Неплохое начало, но явно недостаточно для полномасштабной модернизации. Я раскрыл кожаный блокнот производства «Гознак» и начал методично записывать цифры безупречно отточенным карандашом.

Первая схема — артель «Красный металлист». Хитроумная комбинация с переоценкой старого оборудования даст не менее трехсот тысяч. Потертая чугунная станина от английского станка «Смит и сыновья» внезапно окажется редким экземпляром с уникальными техническими характеристиками.