Нэпман 1. Красный олигарх

Я просмотрел список. Почерк у Добролюбского мелкий, аккуратный, с легким наклоном влево. Такой бывает у педантичных, замкнутых людей.

— И что, — я поднял глаза на Рожкова, — у вас есть канал для таких поставок?

Он снова едва заметно улыбнулся:

— У нас много чего есть, Леонид Иванович. Вопрос в том, как этим правильно распорядиться.

Я его понял. Тут же сказал, как бы невзначай:

— Кстати, Сергей Николаевич, тут на днях из Риги пришла любопытная посылка. Коньяк «Мартель» дореволюционной выдержки, из погребов губернатора. И несколько пластинок с записями Шаляпина, раритетные издания «Пате», в Москве таких нет.

Рожков словно не заметил намека:

— Вот как? Интересно… А я тут на днях обнаружил любопытные документы. О поставках немецкого оборудования через Ригу. Очень странные накладные, и все почему-то в обход вашего завода.

Мы обменялись понимающими взглядами. Бартер был давней традицией наших отношений: я ему — редкие вещи и информацию о конкурентах, он мне — полезные сведения из своих источников.

— Занесу завтра, — сказал я. — Заодно обсудим эти накладные.

— И пластинки, — добавил он своим бесцветным голосом. — Особенно «Дубинушку» в исполнении Шаляпина. Говорят, уникальная запись.

Рожков любил такие тонкие игры — ничего не просить прямо, но четко обозначить свой интерес. Что ж, коньяк и пластинки — небольшая цена за информацию о Добролюбском.

Мы помолчали.

— Так вот, — Рожков аккуратно убрал фотографии обратно в конверт, — есть у нашего эстета одно любимое место. Букинистический магазин Сытина на Малой Дмитровке. Бывший, конечно. Теперь там «Книжная лавка №14», — он усмехнулся. — Заходит каждую среду, после работы. Просматривает новые поступления. Как раз завтра.

Он достал из жилетного кармана старинные часы с монограммой:

— Там как раз должна появиться очень интересная вещь. Полный комплект «Галантного Парижа» за 1904 год. В оригинальном переплете из марокена, с золотым тиснением.

— И откуда же он появится? — я понимающе взглянул на Рожкова.

— Конфискат, — он пожал плечами. — Из особняка одного арестованного вредителя и саботажника, врага трудового народа. Правда, — он снова едва заметно улыбнулся, — никто не знает, что именно этот комплект окажется в магазине. Кроме нас с вами. И еще одного букиниста, который очень хочет сохранить свою торговую точку.

Рожков встал, давая понять, что разговор окончен:

— В среду, часов в шесть вечера. Только учтите — Добролюбский очень осторожен. Никакой прямолинейности. Сначала пусть поверит, что нашел родственную душу.

У двери он вдруг обернулся:

— И еще. Если что-то пойдет не так… мы с вами не встречались. Эту папку, — он похлопал по саквояжу, — я сегодня не доставал. А вы вообще провели вечер в опере. Кажется, сегодня опять дают «Князя Игоря»?

Я кивнул. Вот мерзавец, сумел намекнуть, что знает, как я познакомился с Бауманом. Ладно. Главное, появился шанс выйти на Кагановича.

Глава 28

Компромат

Я специально задержался у витрины букинистического магазина №14 на Малой Дмитровке, делая вид, что разглядываю корешки книг. Старинные напольные часы «Густав Беккер» в глубине зала показывали без четверти шесть. Время, когда по данным Рожкова должен появиться мой «клиент».

В витрине вперемешку с дореволюционными изданиями красовались новинки этого года: томик Маяковского «Хорошо!» в ярко-красной обложке работы Родченко, свежий номер журнала «Новый ЛЕФ», «Цемент» Гладкова в издании Госиздата, брошюры о первой пятилетке. На отдельной полке — технические новинки: «Курс электротехники» профессора Круга, «Основы доменного производства» Грум-Гржимайло, переводные немецкие справочники по металлургии.

Шел мелкий снег. По булыжной мостовой процокала пролетка, обдав грязью начищенные бока припаркованного у обочины «Форда-А». Судя по номерам, служебная машина какого-то советского учреждения.

Товарищ Добролюбский появился точно по расписанию. Я сразу узнал его по фотографиям из досье.

Худощавый, в сером костюме-тройке от Журкевича, с потертым портфелем из свиной кожи. Нервным жестом поправил узел галстука, украшенного булавкой с жемчужиной, типичный жест человека, который боится быть узнанным.

Он торопливо нырнул в полуподвал магазина. Я выждал пару минут и последовал за ним. Внутри пахло пылью и старыми книгами. Добролюбский уже скрылся за китайской ширмой с драконами. Там находился особый отдел «только для знатоков».

В магазине, несмотря на поздний час, было несколько посетителей. У полки с техническими книгами склонился молодой инженер в потертой кожанке, судя по въевшейся в руки смазке, с какого-то завода. Он внимательно листал последний номер журнала «Предприятие», делая пометки в блокноте.

В углу примостился пожилой учитель в чиненой гимназической тужурке. Из тех, кто продолжал преподавать и при новой власти. Он бережно перебирал старые издания классиков, видимо, подыскивая что-то для своих уроков. Его видавший виды портфель был перетянут бечевкой.