Непобедимая и легендарная

– Что значит нет, сэр Альфред? – спросил Черчилль.

– Это значит, сэр Уинстон, – ответил лорд Альфред Милнер, – что самым мощным орудием нашей армии являются четыре железнодорожных транспортера с четырнадцатидюймовыми морскими пушками, снаряд которых вдвое слабее Большой Берты. Мы их, разумеется, тоже подтягиваем к Амьену, как и двенадцатидюймовые наши, и одиннадцатидюймовые французские мортиры.

Но противник тоже не сидит сложа руки. Для контрбатарейной борьбы они в большом количестве используют железнодорожные батареи с дальнобойными морскими пушками, ранее предназначавшимися для вооружения недостроенных кораблей, а также бронепоезда с морскими пушками меньших калибров. Показательна установка ими устаревшей морской пушки калибра восемь-восемь на их новый танк, который после этого превратился в настоящий кошмар на поле боя.

Но и это не самое страшное. А самое страшное, как мне кажется, заключается в том, что французский главнокомандующий маршал Фош на данный момент пока не понимает всей серьезности сложившейся под Амьеном ситуации и продолжает держать значительную часть своих резервов под Парижем в окрестностях так называемого Реймсского выступа.

– Сэр Артур, – Черчилль повернулся к министру иностранных дел, – дайте знать вашим французским коллегам, что если Франция не приложит все усилия к тому, чтобы ликвидировать угрозу разделения нашего фронта, то катастрофа под Амьеном будет неизбежна. Если наши войска окажутся отрезанными от французской армии, то мы будем вынуждены выйти из войны с гуннами на суше. Наши армии отнюдь не бесконечны, и мы изнемогаем, бросая в мясорубку одну дивизию за другой. Пусть они до конца исполнят свой союзнический долг, или в противном случае им придется сражаться с германцами в гордом одиночестве.

3 июля 1918 года, утро.

Западный фронт в районе Реймсского выступа.

Группа армий «Фон Белов»

Ранним утром третьего июля историческое сражение за Амьен было в самом разгаре, демонстрируя человечеству невиданные высоты мужества и героизма как ходивших в атаки «волнами цепей» англичан и французов, так и зарывшихся в развалинах Амьена германских гренадер. Противники часто сходились лицом к лицу, глаза в глаза, и тогда артиллерия с обеих сторон умолкала из боязни поразить своих. Среди закопченных руин в жестоких рукопашных схватках в ход шло всё: штыки винтовок, ножи, саперные лопатки, ручные и ружейные гранаты, пистолеты-пулеметы Бергмана, огнеметы, минометы. Солдаты убивали друг друга острыми траншейными кинжалами, кистенями, кастетами и дубинками, утыканными гвоздями.

Иногда одной из сторон удавалось заманить врага в засаду, и тогда мерно стрекочущие пулеметы словно косой укладывали людей, одетых в хаки или фельдграу. Чаще всего такое удавалось германцам, наносящим войскам Антанты страшные потери. Но иногда в этой кровавой кутерьме счастье улыбалось англичанам, а порой и французам. Труп падал на труп, резервы обеих сторон таяли, сгорая в этой страшной мясорубке. Уже было понятно, что первой не выдержит этого ужаса и сдастся все же Антанта, которая несла потери в два-три раза большие, чем ее противник.

Маршал Фош в конце концов поддался на требование Черчилля и бросил под Амьен все, что мог, включая находившуюся в резерве 2-ю армию, а также части 5-й, 6-й и 10-й армий, оборонявших парижское направление. И эти силы теперь таяли в бесплодных атаках и контратаках. При этом предел стойкости германских гренадер еще не был достигнут, чего нельзя было сказать о наступательном порыве их противников, изнуренных и обескураженных зачастую необъяснимыми успехами немецкой армии.

И вот, примерно за час до рассвета, переброшенная к Парижу германская артиллерийская группировка специального назначения (аналог артиллерийских полков РВГК Красной Армии), обложившись терриконами снарядов, открыла ураганный огонь по французским позициям, мешая с землей окопы, пулеметные гнезда и тела французских солдат и офицеров.

Эта артиллерийская канонада означала, что группа армий «Фон Белов» начала свое последнее наступление на Париж – то самое, про которое их любимый кайзер сказал: «Победа или смерть».

Ширина прорыва была вчетверо уже, чем при операции по прорыву на Амьен, и поэтому плотность артиллерийского огня получилась совершенно запредельная. Триста орудий на километр фронта, причем почти половина из них – пятнадцатисантиметрового калибра. При этом фронт на этом направлении двигался чуть меньше двух месяцев назад, а это значило, что ничего, кроме деревоземляных оборонительных сооружений, французы возвести просто не успели.