Мы двинулись за Лукасом к двери, ведущей в северный конец блока. Под ногами хрустели пустые сигаретные пачки и горелая бумага. За дверью начинался новый коридор, часть лабиринта бетонных туннелей, пронизывающих чрево тюрьмы.
Лукас без труда отыскал северо-западный угол. Когда-то здесь была прачечная: вдоль дальней стены стояли промышленные стиральные и сушильные машины и несколько тележек для белья. Под проржавевшими белыми корпусами на полу тоже бурели пятна крови.
Алара закрыла глаза и провела рукой по стене:
– Вряд ли Орудие где-то тут.
Прист вскинул бровь:
– С каких это пор ты научилась определять такие вещи наложением рук?
– У меня просто такое чувство.
Лукас заглянул за одну из машинок:
– Давайте на всякий случай все-таки проверим.
Алара закатила глаза и открыла дверцу одной из сушилок. С тех пор как на запястье у нее появилась метка, ее интуиция, казалось, обострилась – точно так же, как Прист стал отважней.
Это метки изменили их или они сами изменились из-за меток? Мне очень хотелось спросить, но мешала смутная зависть.
– Тут ничего нет, – сказал Джаред. – Нужно подняться на второй этаж. Там в конце коридора была лестница.
Прист запрыгнул на первую металлическую ступеньку:
– Уже явно теплее.
– Я бы так не сказала, – проворчала я.
Изо рта у меня шел пар.
Температура продолжала понижаться с каждым шагом, и когда мы добрались до второго этажа, я поняла почему. На глухой белой двери прямо над прачечной краской из баллончика было написано «Дом смерти».
Я потерла ладонями плечи:
– Что это, по-вашему, значит?
– Это помещение, где находится электрический стул, – отозвался Прист. – В некоторых тюрьмах казни производились в отдельном здании. Его называли Домом смерти.
– Смотрите! – Алара указала на серую металлическую дверь. На ней тоже темнела надпись.
– Наверное, это была его камера, – сказал Лукас.
– Чья?
– Тюремного маньяка-убийцы. Местного героя войны, осужденного за убийство девушки, которую нашли мертвой после того, как она ушла из бара в его обществе. Ширс утверждал, что не убивал ее, но присяжные ему не поверили, и его приговорили к пожизненному заключению. Через несколько недель начали гибнуть заключенные – одних зарезали в душе, других задушили во дворе, третьи задохнулись во сне. Ширс признался во всех этих убийствах, хотя свидетелей не было.
Алара вскинула бровь:
– У маньяка-убийцы проснулась совесть?
– Кто знает? – Лукас кивнул на белую дверь в конце коридора. – Но его казнили на электрическом стуле в этой камере.
Камера Ширса была расположена прямо напротив Дома смерти. Единственное, что мог видеть Дариен Ширс, выглядывая из крошечного окошечка своей камеры, было помещение, в котором ему предстояло испустить свой последний вздох.
Джаред заглянул в квадратное отверстие в двери и замер:
– Не может быть.
– Что там? – вскинулась Алара.
Он отпер засов. Скрипнули петли. В камере было пусто, но впечатления пустоты она не производила, потому что все стены от пола до потолка были покрыты словами, символами и рисунками, сливающимися в один ошеломительный орнамент. За исключением одного рисунка, которому был отведен отдельный островок, не пересекающийся с другими.
Орудие.
Оно в точности повторяло рисунок в дневнике Приста, хотя явно было нарисовано другой рукой.
Прист протиснулся мимо Джареда и остановился перед огромным чертежом. Он протянул руку и провел над ним ладонью, не касаясь гладкого бетона, на который он был нанесен.
– Быть этого не может.
– Может, Ширс нашел корпус в тюрьме, – предположил Лукас.
Пятой и последней частью Орудия был непосредственно его корпус, цилиндр, в который вставлялись все четыре диска.
Приста этот довод не убедил.
– Но откуда ему было знать, как выглядят диски? На этом чертеже Орудие в собранном виде.
Лукас покачал головой:
– Не знаю.
Я принялась разглядывать стены, а мой мозг тем временем автоматически запечатлевал рисунки и символы. Мой взгляд упал на слова, повторяющиеся несколько раз над чертежом Орудия, слова, которые теперь намертво отпечатались в моей памяти:
Алара тоже прочитала.
– На бред вроде бы не похоже.
– Это стих из Библии. – Джаред вгляделся в надпись. – Только тут должно быть «дух, действующий ныне в сынах противления». Имеется в виду дьявол. Это он – тот самый дух.
Мне было вполне достаточно демонов. Не хватало только еще каких-то сынов противления.
– В статье про Ширса было еще кое-что. – Лукас заколебался. – Когда он признался в убийствах, он сказал надзирателю, что он – всего лишь солдат, исполняющий приказы.
– Ты думаешь, что эти приказы давал ему дьявол?
Мне не удалось скрыть свое потрясение.
– Я склоняюсь скорее к тому, что это был демон, – ответил Лукас. – Тот самый, который не хочет, чтобы мы нашли Орудие.
Скрипнули петли, и металлическая дверь камеры с лязгом захлопнулась.