Непобедимый. Право на семью

Он наклоняется и… издает какой-то звук. Не стон, конечно, но что-то такое несдержанное, бесконтрольное. Прижимая крепче, обхватываю ногами бедра, и мы оба резко вдыхаем, когда наш контакт становится еще откровеннее и интимнее. Мои веки тяжелеют, будто от неизвестного дурмана плыву. Но и у Тихомирова замечаю, прежде чем прикрыть на минуту глаза, целый огневорот эмоций в темных колодцах глаз. Целую плечо, шею, подбородок. Бесхитростно, неумело, неловко. И вместе с тем нежно, ласково, самоотверженно.

— Миша… — хочется повторять его имя непрерывно.

Звать, молить, выражать любовь. Ведь именно с его именем все чувства выходят. Ничего другого и говорить не нужно.

— Миша… — шепчу и шепчу.

Трусь о его пылающую кожу щекой. Вздыхаю. Медленно веду ладонями дальше. Слегка скребу затылок.

— Миша…

Дрожу и замираю, когда он прижимается лицом к моей шее, выдыхает и целует. Плавно поднимается к губам. Глазами встречаемся, прежде чем целует влажно и жарко. Я понять ничего не успеваю. Чувствую нетерпеливое давление языка и тут же закрываю веки. Внутри меня какой-то новый шквал поднимается. Поджигает и взрывает чересчур нежные душевные струны.

Миша привстает, давая моему скованному телу некоторую свободу. Но мне она сейчас вовсе не нужна. Отчаянно устремляюсь следом. Тихомиров стискивает ладонями мои бедра. Но я не зацикливаюсь, с какой целью он это делает. Останавливает или какие-то свои потребности выражает? Не знаю… Чувствую лишь, как страстно сминает и продолжает целовать. В движениях губ и языка тоже что-то меняется. Напор усиливается. И… Эмоциональная отдача нарастает. Он меня поглощает с аппетитом одержимого. Наше дыхание становится густым и шумным. Можно было бы предположить, что это следствие физической нагрузки. Однако, к моему счастью, крайне сомнительно. Это ведь Непобедимый. У него выносливость сверхчеловека. Чувства? Выдает? Стону от восторга и жадности.

«Не отпущу…» — мысленно твержу не столько себе, кажется, что всему миру.

Но, к моему секундному удивлению, Миша и не собирается останавливаться. Пространство, которое он между нами освободил, нужно ему лишь затем, чтобы коснуться моей промежности. Я тотчас распахиваю глаза и, цепенея, задыхаюсь. Тихомиров отстраняется, чтобы взглянуть на меня.

— Не бойся, — все, что он шепчет, а меня как никогда сильно сотрясает от дрожи.

Я падаю обратно на постель и, сделав первый свистящий вдох, с шумом выдыхаю.

Даже после этого, видя, как меня накрывает безумием, Миша не останавливается. Продолжает трогать и размазывать вязкую влагу, которая выделяется из моей плоти. Не отрывая от меня затянутого пьянящим мороком взгляда, находит пальцами самую чувствительную точку. Надавливает и как будто растирает ее. Я вздрагиваю и подскакиваю. А потом снова опадаю. Плавлюсь и растекаюсь. В поисках равновесия впиваюсь ногтями ему в плечи. Дышу громко, часто, тяжело, с резкими дрожащими всхлипами и вибрирующими стонами.

— Миша-Миша… — шепчу, словно в бреду. — Миииша, — последний выдох бурный, тягучий и крайне взволнованный.

Потому как Тихомиров снова наваливается и… заменяет пальцы членом. Доводя меня до чувственного шока и исступления, выписывает там какие-то узоры. Позже пойму, что смазывает, чтобы не травмировать.

— Вдохни, — приказывает в своей обычной манере.

Я машинально подчиняюсь. И тут же с громким визгом теряю весь захваченный кислород — Миша врывается в мое тело. По-другому охарактеризовать этот рывок сложно. Он меня разрывает! Из глаз брызгают слезы. Заливают лицо, пока пытаюсь осознать, что происходит.

— Замри. Вдохни нормально и выдохни спокойно, — умудряется продолжать инструктаж Тихомиров.

Мне хочется отпихнуть его и побить. Но, к сожалению, не удается и на миллиметр сдвинуть. Как не колочу его, сохраняет неподвижность.

— Полина, — жестко хрипит, перехватывая мои запястья и притискивая их к постели. — Делаешь только хуже.

— Грубиян! — реагирую на тон, от которого рыдать охота больше, чем от боли. — Невыносимый чурбан! Я думала, что ты тоже… А ты… Ненавижу…

— Тихо, сказал. Расслабься. Выровняй дыхание.

— Иди ты!

Сражаемся взглядами, пока Миша не понимает, что никакие уговоры сейчас не сработают. И тогда… Я пугаюсь того, что он уйдет. Справедливо заметит, что я веду себя ужасно, и бросит меня одну. Пугаюсь, но извиниться и сказать что-то адекватное сил не хватает. Глазами наверняка выражаю свои противоречивые эмоции. Их так много, что в какой-то момент кажется, будто они не только меня раскидывают на части, но и взрывают весь окружающий мир.

Миша тяжело вздыхает и просто роняет лоб мне на переносицу. Вот тогда мы вместе замираем, будто скованные общим заклинанием. Только дышим и молчим, сохраняя полную неподвижность. Едва в голове немного проясняется, замечаю, что Тихомиров весь мокрый. Мощные мышцы напряжены до судорог. По гладкой плотной коже то и дело гуляет дрожь. Он ведь все еще во мне.

Боже… Миша Тихомиров внутри меня.