Непобежденный

— Не совсем, — сказал Катон, медленно подходя к трибуну и останавливаясь на расстоянии в длину меча от него. Снова оглядел трибуна. Тот забеспокоился еще сильнее. Насладившись его мучениями, Катон снова заговорил: — Мне доложили, что тебя не было в лагере, когда я прибыл, чтобы принять командование. Почему так случилось?

— Я был в Тарраконе, командир.

— По какому именно делу?

— Покупал художественные принадлежности, командир. На форуме.

— Художественные принадлежности? — переспросил Макрон, наклоняясь вперед и опираясь на стол волосатыми руками. — На кой черт, можно спросить?

Крист поглядел на центуриона, но ничего не сказал по поводу того, что его допрашивает младший по званию.

— До того как стать трибуном, я занимался искусствами. У меня всегда была привязанность к такого рода делам, но я не мог выручить за это достаточно денег, чтобы прожить прилично. Мой отец дружил с другом одного из советников императора, и тот слегка дернул за ниточки, чтобы мне дали место трибуна при штабе. Это дало мне возможность жить самостоятельно. Но я не бросил свои занятия. До тех пор пока когорту не отправили в Тарракон.

Макрон изумленно поглядел на него и медленно покачал головой.

— Вот только этого нам не хватало, отправляясь в бой…

Крист снова выпрямился.

— Я тренировался вместе с когортой.

— Возможно, но когда мы отправляемся на бой с Искербелом и его бунтовщиками, мне было бы спокойнее знать, что сражающийся рядом со мной думает не о том, как написать портрет врага, а о том, как ему меч в брюхо воткнуть.

— Я не художник. Я же сказал, я предметы изготавливаю.

— Предметы?

Крист слегка дернулся.

— Экипажи на самом деле. Это моя страсть. Я составляю схемы и изобретаю новые.

— Экипажи… держите меня.

Макрон раздраженно фыркнул.

— Командир, думаю, нам лучше оставить его в Тарраконе, когда мы выступим. Нам от него ни черта толка не будет.

Столь вежливое предложение наконец заставило трибуна среагировать.

— Секундочку, центурион. Я трибун, и ты будешь обращаться ко мне с уважением, подобающим в разговоре со старшим по званию.

— Я буду уважать тех старших по званию, командир, которые заслужат мое уважение. Остальным я буду лишь подчиняться.

Макрон снова повернулся к Катону.

— Командир, так что ты с ним намереваешься делать?

Катон едва слушал этот обмен любезностями. Сейчас он пытался понять, как же Юлия смогла воспылать чувствами к столь посредственному человеку, который ныне стоял перед ним. Потом он заметил, что трибун стоит с приоткрытым ртом, когда не разговаривает, будто немного слабоумный. Как же Юлия могла полюбить этого мужчину? Как она оказалась готова променять Катона на этого дурачка? Иногда она говорила, что она не ровня Катону в плане интеллекта и что она ему не нужна. Катон всегда возражал, говоря, что это неправда, хотя иногда и сам так думал. Возможно, Юлия со временем решила, что ей нужен мужчина, который больше будет в ней нуждаться, чем она в нем…

Осознав смысл сказанного Макроном, Катон покачал головой.

— Он отправляется с нами. Нам нужен каждый, кто умеет держать в руках оружие. Даже творческие личности. Раз ты у нас адепт стилоса и таблички, трибун Крист, то возглавишь штаб. Все будут докладывать тебе, а ты будешь докладывать мне. Запасы провизии, потери личного состава, все, что в это входит. Это понятно?

Крист поглядел на Катона, расчетливо, будто пытаясь понять, знает ли его новый командир о его интрижке с его женой. Катон встретил этот взгляд с равнодушным выражением лица, и трибун первым отвел глаза.

— Да, командир. Так точно.

— Хорошо.

Катон указал на вход в палатку.

— Можешь подождать снаружи, пока опцион Метелл вернется из Тарракона. Я послал его реквизировать повозки и припасы. Когда он вернется, проведешь инвентаризацию. На марше твоей обязанностью будет пополнять припасы при каждой возможности. Не хочу, чтобы припасы закончились, когда мы окажемся на территории, контролируемой врагом, и их пополнение будет затруднено. Делай свою работу, и я изо всех сил постараюсь забыть тот факт, что из тебя воин не лучше, чем из моей покойной жены.

Глаза Криста слегка расширились при упоминании о Юлии, но он отдал честь и вышел из палатки. Катон глядел на колышущийся клапан, пока тот не замер. Сделал глубокий вдох и медленно устало выдохнул, успокаивая себя.

— Он тебе совсем не понравился, — заметил Макрон. — И не только потому, что он нам обуза. Какова же причина?

Катон холодно поглядел на Макрона.

— Он хлыщ. Ему делать нечего в армии. Но я дам ему шанс доказать свое мужество. Если ему суждено умереть, то пусть хоть это сделает как мужчина.

Он сказал это несколько резче, чем собирался, в его словах были вся та боль и ненависть, которые ощущал Катон по отношению к Кристу и своей неверной жене. Макрон слегка приподнял брови, удивленно.

— Пойдет. Каковы бы ни были причины, по которым ты решил его взять, решать тебе. Спорить не стану.

— Будь добр.

Катон зевнул и потянулся, разводя руки в стороны и сжимая кулаки, чтобы снять напряжение. Придя в норму, он заговорил снова:

— Если не считать трибуна, что думаешь по поводу остальных командиров?