Неподведенные итоги

Я почему-то недолюбливаю несправедливости в мой адрес, испыты­ваю отвращение от проявленного ко мне хамства или пренебреже­ния. Такой уж я оригинал. Причем для меня не важно, от кого это исходит – от продавца, вахтера, инспектора ГАИ или же от колле­ги-режиссера, чиновника, министра. Ячеловек импульсивный, и в такие минуты становлюсь неуправляемым. Вообще, импульсив­ность – прекрасное качество, если оно реализуется в произведениях, и очень неважное, когда находит выход в жизни. Умение скрыть обиду, не показать, что ты уязвлен, промолчать или даже весело под­дакнуть нужной или влиятельной персоне – замечательные свойства характера. К сожалению, я этими свойствами не обладаю. Иной раз наломаешь дров! И сразу же репутация либо бузотера, либо закусившего удила зазнайки. И мало кто оценит, что в тебе в эти мгновения билось пламенное и чистое сердце борца за справедливость...

Осенью 1972 года мы с Эмилем Брагинским сочиняли сценарий фильма «Невероятные приключения итальянцев в России». Для того чтобы работать поплотней, мы решили поехать на сентябрь в Дубулты, где находится комфортабельный Дом творчества, своеобразная резервация для писателей. Брагинский похлопотал в Союзе писате­лей, чтобы мне продали путевку (тогда я еще не был членом этого Союза). Сентябрь в Прибалтике – уже не сезон, и сложностей с пу­тевкой никаких не случилось. Заезд начинался, как сейчас помню, с 1 сентября. У меня же скопились кое-какие дела, и я мог приехать только седьмого. Было обидно, что пропадает неделя, но что поделаешь! На всякий случай, чтобы не возникло никаких недоразумений с комнатой и чтобы администрация Дома творчества знала, что я обя­зательно приеду, я загодя послал телеграмму. Текст телеграммы гла­сил, что задержусь на неделю и прошу, чтобы к седьмому сентября меня ждала положенная мне комната. Телеграмма была очень веж­ливая и кончалась всякими словами насчет уважения. Но я тогда еще не подозревал, куда еду.

В этом девятиэтажном писательском доме сложились довольно странные обычаи. Читателю, боюсь, может показаться, что я все это выдумал. Но я не лгу. Да и сочинить такого бы не смог. Действительность, как правило, превосходит любую выдумку, она богаче всякой фантазии. Как я уже говорил, в доме было девять этажей. Так вот, по неписаным местным законам комнаты распределялись в доме по этажам в зависимости от положения и должности писателя. Про­цесс раздачи комнат и этажей происходил не в Москве, где выдава­лись путевки, а на месте, в самом доме, по решению его директора. Надо сказать, что все апартаменты были совершенно одинаковы. Они были обставлены равноценной мебелью. На окнах висели стан­дартные шторы двух-трех расцветок. Одним словом, разницы между комнатами не было практически никакой. Но так могло показаться только непосвященному! Неписаная традиция, которая соблюдалась свято, гласила – чем выше этаж, тем выше авторитет писателя, или, наоборот, чем выше авторитет, тем выше живет писатель. Но как из­мерить, кто из писателей лучше? На каких весах взвешивать их та­лант? Как разобраться в этой запутанной иерархии? Оказывается, очень просто, и талант в этом случае не имеет никакого значения. У нас о писателе судят не по книгам, а по должности, наградам и званиям. И тогда все становится ясно. Так, 9-й и 8-й этажи предна­значались для Героев Социалистического Труда, лауреатов Ленин­ской премии, секретарей Союза и главных редакторов толстых жур­налов. На 7-й и 6-й этажи могли претендовать лауреаты Государст­венных премий, члены правления Союза писателей или Литфонда. На 5-м и 4-м этажах селились средние писательские массы. Те, кото­рых более или менее издавали, печатали, снимали, ставили. Среди них попадались влиятельные литературоведы, заведующие редак­циями издательств и отделами толстых журналов.

На 3-м этаже, как правило, жили совсем невлиятельные, непре­стижные, не могущие принести никому, кроме, разве, литературы, никакой пользы, очень малоизвестные сочинители. А также гости, то есть люди, попавшие сюда по обмену путевок или в силу собст­венной значительности в других сферах жизни.

Что касается писателей, обитающих на втором этаже, то о них как-то даже не хочется упоминать. Поселение тебя на втором этаже практически означало, что ты – никто. Что никакой ценности для отечественной литературы ты не представляешь и явно попал в этот дом по недоразумению.

На первом этаже никто не жил – там находилась столовая, вра­чебные кабинеты, медицинские комнаты и, конечно, кабинет дирек­тора.

– Не может быть, чтобы подобная иерархия выросла просто так, на пустом месте! – воскликнет доверчивый читатель. – Должна же быть какая-нибудь причина!