Неподвижно летящая стрела

— Это он сам брал у меня сотовый телефон. Как-то раз пришел и говорит: «Выручай, потерял телефон. Дай на время, пока себе не куплю». Я отдал старый, у меня все равно без дела валялся. Через две недели спрашиваю, а он отвечает, что телефон мой продал. Обещал деньги вернуть, но так и не вернул. По поводу того, что он брал в кредит мобильник, я вообще ничего не знаю.

— С бильярдным кием что за история была?

— Никакой истории! Миша дал мне поиграть, у него хороший, дорогой, от известной фирмы.

— Сам?

— Да! Вы мне не верите… Я пару раз только с ним в бильярдный клуб сходил.

— Сколько времени у тебя находилась чужая вещь?

— Около месяца. Потом этот кий нашел мой отец и сказал, чтоб я его немедленно вернул. Я пошел с друзьями к Михаилу и отдал ему кий.

— Ладно, поехали дальше.

Марк положил перед собой копию документа с данными судебно-медицинской экспертизы и зачитал вслух:

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЭКСПЕРТА №…

Судебно-медицинский эксперт Гаврилов Н.З. провел судебно-медицинскую экспертизу гражданина Зеленского Макара Арсеньевича (18 лет).

Выводы:

У гражданина Зеленского М.А. имеются следующие повреждения:

ссадины на передней поверхности грудной клетки в области проекции мечевидного отростка грудины и на наружной поверхности правого коленного сустава.

Данные повреждения образовались в результате действия твердых тупых предметов. Квалифицируются как не повлекшие за собой вред здоровью.

— Что скажешь по этому поводу? Тебя сильно били?

— Да… и не только это… — прошептал еле слышно Макар, низко опустив голову.

— Что еще?

Макар покраснел.

— Я не хочу об этом говорить. Мне стыдно.

— Чего хотели от тебя?

— Требовали, чтобы признался в убийстве Старченко.

— То есть ты утверждаешь, что его не убивал.

— Да.

— И тебя заставили написать признательные показания.

— Да. Я после перенесенных травм и операций не выношу боли. Совсем. У меня животный страх перед физической болью остался. И еще мне грозили, что убьют всю мою семью. Сестренкой шантажировали.

— Это как?

— Дескать, сначала они на ее глазах убьют родителей, а потом придет очередь ее, — Макар тяжело задышал. — Я очень за нее испугался.

— Что дальше было?

— После того как возбудили уголовное дело, я поменял показания. Было это в присутствии назначенных адвокатов, а также адвоката Горячева. Я сказал, что не имею никакого отношения к гибели Старченко.

— К сожалению, обвинение в отношении тебя в суде будет строиться на основании твоих первичных показаний. И показаний Фокина. Но я, как твой адвокат, сделаю все, от меня зависящее, чтобы помочь тебе и установить истину. Макар, ты сказал, что боишься боли после травм и операций. Что с тобой произошло, можешь рассказать подробнее?

— Я увлекался маунтинбайкингом — это такой вид велосипедных гонок в горах. Подъемы, повороты, спуски… На одном из поворотов я слетел вниз. Руль врезался в живот, два ребра оказались сломаны, сотрясение мозга и сложная травма бедра. Я вообще не понимаю, как я выжил. В больнице собирали по кусочкам, как мозаику, — он невесело засмеялся. — Бедные мои родители, сколько я им уже горя принес… В то время у меня еще были нормальные отношения со Старченко, и он иногда приходил проведывать меня в больницу. Однажды пришел, а я от боли корчусь. Видно, действие обезболивающего уже закончилось, а новый мне не дали. Миша быстро метнулся куда-то и вернулся довольный, с таблетками трамала. Сказал, что сам принимает их иногда, чтоб расслабиться. Я выпил, стало легче. Мы с ним потом шутили, анекдоты рассказывали друг другу. Появилось чувство, что таблетку глотнул — и ты герой. Когда понял, что привыкаю, испугался. Признался родителям, они помогли избавиться от дурной привычки.

— А Старченко как? Дальше принимал трамал или нет?

— У него были с этим проблемы. Мишка плотно на колесах сидел. Мне кажется, его мать решила, будто это именно я приучил его к таблеткам. Не знаю, может, это он сам ей так рассказал.

* * *

За время, прошедшее с ареста сына, Альбина высохла и почернела. Она стала похожа на тень самой себя, какой она была когда-то. Приятели и друзья, давно и близко знакомые с ней, при встрече торопливо отводили глаза. Да она и сама старалась не сталкиваться ни с кем взглядом: тяжело видеть на лицах людей откровенную жалость.

Но сама она запрещала себе жалеть себя. Ей казалось, что если позволить себе малодушие, дать волю эмоциям, то жизнь покатится как снежный ком с горы. И тогда эта глыба, набирая скорость, подомнет под себя все, что встретит на своем пути. Все то, что еще можно попытаться спасти.