Непохожие поэты. Трагедии и судьбы большевистской эпохи: Анатолий Мариенгоф. Борис Корнилов. Владимир Луговской

Ребёнка надо сохранить — быть может, он убережёт? Корнилов уверен, что родится сын.

Да и расстаться с беременностью в те времена было крайне сложно: ещё 27 июня 1936 года вышло постановление ЦИК и СНК СССР, запрещавшее аборты, об этом много трубили в газетах.

Так что в любом случае надо было выносить и родить сына, и значит — много, вопреки всему, работать.

О пушкинском цикле Корнилова часто пишут как об одной из его несомненных удач. Но по здравому размышлению, если перечесть эти стихи, можно, к сожалению, увидеть совсем другое.

За исключением разве что первого — вышеупомянутого стихотворения «Разговор» — остальные в целом кажутся дидактическими. «И всё несравненное это / Врывается в сладкий уют, / Качают гусары поэта / И славу поэту поют» («Пирушка», 1936) — такие куплеты Корнилов только к большевистским датам слагал в последнее время; за видимой лёгкостью ощущается вымученность, будто стихи написаны в часы мигрени — лишь бы отвязаться от них поскорее.

«…Ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла. Ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла… Боже мой, когда это закончится… Пушкин, помоги, дорогой».

Понятно, что на фоне прочей рифмованной пустопорожней пушкинианы того времени Корнилов выглядит много лучше: он физически не мог писать бездарно. Беда в том, что выглядит он хуже себя самого.

Что там настоящее, живое — так это почти не спрятанные приветы самому себе. Стихи едва ли не автобиографические. В каждом стихотворении Корнилов подаёт явственные знаки: это меня так же скоро задавят, застрелят, затопчут сапогом. Это про нас, про всё, что вы сейчас видите.

Стихотворение «Последняя дорога»:

Два с половиной пополудни…Вздохнул и молвил: «Тяжело…»И всё —И праздники, и будни —Отговорило,

Отошло,Отгоревало,Отлюбило,Что дорого любому было,И радовалось,И жило.………………………И скачет поезд погребальныйЧерез ухабы и сугроб;В гробу лежит мертвец опальный,Рогожами укутан гроб.…………………………И вот пока на полустанкахМеняют лошадей спеша,Стоят жандармы при останках,

Не опуская палаша.

Или совсем жуткое, «В селе Михайловском»:

Ты вспоминаешь:Песни были,Ты позабыт в своей беде,Одни товарищи в могиле,Другие неизвестно где.Ты окружён зимой суровой,Она страшна, невесела,Изгнанник волею царёвой,Отшельник русского села.

И песни были, и славно пили, теперь сиди себе тоскуй, в своей декабрьской квартире, на Грибоедова, дом девять. Одни товарищи в могиле, другие неизвестно где. Ты позабыт в своей беде.

С ума сойти.

В стихотворении «Алеко» снова, через строку, проговаривается про себя:

«Пожалуй, неплохо / Вставать спозаранок, / Играть в биллиард, / Разбираться в вине…»

«Ему называться повесой / Не внове, / Но после вина / Утомителен сон, / И тесно, / И скучно…»

«Такая худая, / Не жизнь, а калека…»

А в стихотворении «Пушкин в Кишинёве» ещё злее:

«За окном российская темница, / Страшная темнища, / Темнота…»

Злом сопровождаемыйИ сплетнейИ дела и думы велики, —Неустанный,Двадцатидвухлетний,Пьёт виноИ любит балыки.Пасынок романовской России.Дни уходят ровною грядой.Он рисует на стихах босые

Ноги молдаванки молодой.………………………Вы ходили чащею и пашней,Ветер выл, пронзителен и лжив.Пасынок на родине тогдашней,Вы упали, срока не дожив.Подлыми увенчаны деламиЛюди, прославляющие месть,Вбили пули в дула шомполами,И на вашу долю пуля есть.

И на вашу, и на нашу — есть и сплетня, и лживый ветер, и пуля.

Стихи из пушкинского цикла Корнилова вышли в январских номерах 1937-го, в трёх журналах сразу — «Звезде», «Новом мире» и «Литературном современнике». Издевательство, да и только.

Всё понимали и публиковали? Или ничего не поняли и опубликовали? Никто не рассказал, как было дело. Свидетелей не осталось.

6 февраля прямо на улице в Москве был арестован Павел Васильев — шёл по Арбату в парикмахерскую, подбежали трое из чёрной машины и усадили с собой.