Непоседа, Мякиш и Нетак

— Это кто же такой Мамин-Папин?… Не тот ли самый Петя, которого в лагерь не отпустили? Ну и странная же у него фамилия: Мамин-Папин! Стало быть, по папочке он Мамин, а по мамочке — Папин! — объяснила сама себе тетя Глаша и, вздохнув, добавила: — Несчастный ребенок!

«Несчастный ребенок»? С этим Непоседа, Мякиш и Нетак никак не хотели согласиться.

Какой же он несчастный, если его каждый день в школу привозили на папиной машине! Завтраки ему с собой давали такие большие, что они занимали весь портфель и тетради приходилось привязывать сверху. Съедать такие завтраки было нелегко, но, по мнению Мякиша, это не такая уж беда. Он-то всегда с завистью поглядывал на Петины бутерброды и куриные ножки, которые торчали из портфеля…

Так они думали о Пете, пока с шумом не упала на пол тети Глашина щетка. Тут они вспомнили, что сами покинуты, забыты в пустынной, пыльной и душной комнате. Оставлены незаконченными человечками. Надо было прежде позаботиться о себе.

— Что же нам теперь делать? — спросил Мякиш.

— Бежать! — звякнул Непоседа.

— А ку-уда?

— В пионерский лагерь, к ребятам!

— Куда? — переспросил Нетак и, поднявшись на носки своих башмаков, посмотрел на улицу.

Непоседа и Мякиш сделали то же самое. Теперь все трое молчали и думали: «Бежать? Самим?… Но как же так?»

Ведь всю свою жизнь они прожили в этой комнате, и что делалось там — во дворе, на улице, в большом шумном городе, — они не знали.

Тетя Глаша все еще продолжала уборку: она подметала пол, вытирала подоконники и заодно тщательно перемывала косточки школьным шалунам. Она любила поворчать, но все же была женщиной сердечной и незлой. Игрушечные мальчики знали это и считали, что ее доброе сердце сделано не иначе как из пластилина. Однако при ней бежать не решались. Они подождали, пока тетя Глаша закончила работу, взяла щетку и тряпку, вышла из комнаты, закрыла дверь на ключ, дважды повернув его в замке, и лишь потом…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

из которой вы узнаете, что было потом, и о том, как началось путешествие наших героев.

— В поход! Вперед! — нетерпеливо заорал Непоседа и побежал. — За мной, друзья!

— А может, не стоит… — протянул Мякиш. — Ведь в дороге поспа-а-ать не-е-е… — И он зевнул так, что подбородок приклеился к шее.

— Тебе бы только дрыхнуть! — возмутился Нетак и помог Мякишу закрыть рот.

Тут все трое перегнулись через борт фрегата и посмотрели вниз. Да, легко сказать «вперед», а как сойти с верхней полки? Как выйти из комнаты, двери которой дважды заперты на ключ? Этого никто из них не знал.

Но нет таких положений, из которых нельзя найти выхода. Непоседа почесал свои волосы-пружинки, звонко хлопнул себя по лбу, хитро подмигнул и показал на старого паука, который снимал угол с ними по соседству. Жирный паук спал в гамаке из собственной паутины и переваривал завтрак.

— Есть выход! — сказал Непоседа. — Надо разбудить его! Ну-ка, братцы, крикнем что есть силы! Раз, два, три!

И все трое закричали и затопали по палубе своего фрегата.

Паук заворчал, зашевелился и сказал своим липким, тягучим голосом:

— Эй, там! Чего расшумелись! Вы мне всех мух распугаете!

— Простите! — вежливо расшаркался Непоседа. — Мы не знали, что вы отдыхаете.

— «Не знали»! — сердито пробурчал паук и хотел перевернуться на другой бок.

Но Непоседа снова вежливо сказал:

— Разрешите, уважаемый сосед, задать вам всего один-единственный вопрос!

— Какой еще вопрос?

— Верно ли говорят, что ваша паутина самая прочная в мире?

— Еще бы! — пробасил паук. — Ее даже тети Глашина щетка не берет!

— Клюнуло! — шепнул друзьям Непоседа и тут же крикнул: — Ой, что-то не верится!

— Да как ты смеешь говорить такие слова?

Голос и вид у паука стали такими грозными, что игрушечные мальчики не на шутку перепугались.

— Н-не в-верится, — дрожа всеми пружинками, храбро сказал Непоседа. — Не-е имели счастья убедиться в этом.

— Хотите убедиться?

— М-мы бы с удовольствием. Е-если вам нетрудно, то протяните свою паутину от нашей полки до окна, а м-мы по ней пройдем. Если не порвется — значит, самая прочная. И мы всем, всем на свете об этом расскажем!

Паук, довольный словами Непоседы, почесал сразу тремя лапами затылок и ловко вывалился из гамака…

По старой паутинке он взобрался на полочку и тотчас же начал тянуть новую паутинку к раскрытому окну.

Добравшись до него, он протрубил:

— Ну, валяйте! — и, присев на подоконник, гордо скрестил на груди семь лап (восьмую он потерял в схватке с воробьем, который по ошибке как-то залетел в их комнату). — И не таких великанов выдерживала моя паутина!

Мальчикам только это и нужно было.

Вооружившись лепестками от самодельной розы, которая валялась тут же на полке, и балансируя ими, как цирковые канатоходцы веерами, они пошли по паутине.