Непосланный посланник

Да куда там… Видимо, именно в этой диверсионной группе был настоящий матерый волчище с отменной подготовкой. Стреляя из двух пистолетов, он за какие-то несколько секунд положил и того самого Филипенко, сержанта с ППШ, и ранил двух его бойцов. А после этого, бросив в сторону особиста пару гранат, исчез за деревьями.

– Филипенко! Филипенко! – кричал политрук, выглядывая из-за дерева.

А что Филипенко? Вон он, скрючившись, лежал на траве, получив в живот две или три пули. А рядом с ним корчились и двое его товарищей.

Именно в этот момент я ясно и твердо осознал, что нам нужно уходить и отсюда. Этот случай живо показал, что эта группа с госпиталем уже обречена. Жить ей осталось, скорее всего, несколько дней, не больше.

– Надо валить, – ошарашенно шептал я, пробираясь к госпиталю, где оставил своих. – И как можно скорее…

Уже возле медицинской палатки меня перехватил давнишний хирург и, пыхтя свернутой козьей ножкой, завел в палатку.

– Где же вы пропадаете, молодой человек? Товарищ комиссар уже весь извелся, вас дожидаясь, – говорил он со мной как со взрослым, и я, как ни всматривался в его глаза, так и не заметил ни единого намека на насмешку. – Давайте проходите…

Внутри меня действительно ожидал Фомин, перевязанный бинтами, немного бледный, но совершенно умиротворенный. Видимо, боли оставили его.

– Ну снова здравствуй, Дмитрий. Мне сказали, что своей удачной операцией я обязан, прежде всего, твоему умению… – он с трудом улыбнулся, правда улыбка выглядела очень бледной. – Доктор, я прошу вас оставить нас, – он осторожно повернул голову в сторону хирурга. – Пожалуйста… Нам нужно кое о чем поговорить… Слушай, Дима.

Я встал рядом с его лежанкой и с любопытством посмотрел на него.

– А ты у нас, оказывается, не только пророк, но и целитель, – комиссар улыбнулся, однако глаза его, как мне показалось, были совершенно серьезными. – Дима, послушай меня. Ты очень нужен стране, людям… – он попытался привстать, но тут же снова улегся. – Я ведь, правда, до самого последнего момента не верил тебе. Мне казалось, ты просто сумасшедший ребенок, которому чудятся картинки… Но я видел, что произошло вчера, – было видно, как тяжело ему давалась эта речь: капельки пота бежали по лбу комиссара. – Это совершенно другая война! – его рука вдруг вцепилась в мою руку, словно клещи. – Я видел глаза немцев, которые попали к нам в плен. Я слушал их… Дима, они не считают нас людьми. Ты понимаешь? – для него это было самым настоящим откровением. – Мы для них не рабочие, крестьяне, учителя. Мы для них русские «иваны», недочеловеки, которые недостойны существовать… Ты слышишь меня? Они самые настоящие сумасшедшие! Езжай в Москву, в Кремль! Ты должен добраться до товарища Сталина! Дима, слышишь меня? Расскажи ему все, что рассказал мне!

Глава 8. Путь в тысячу шагов начинается с одного-единственного шага

Интерлюдия 12

г. Москва

Кремль, кабинет Сталина

Он силой провел руками по лицу, словно пытался смыть все эти ужасные мысли. Ему казалось, что они, словно тяжелая плотная глина, вот-вот его затянут в сырую и холодную пучину.

Тихо прогудели часы. Было ровно десять часов вечера 22 июня.

– Десять вечера… Неужели этот проклятый день когда-нибудь закончится… – Сталин отвернулся от часов и откинулся головой на кресло. – Это катастрофа… – тихо прошептал он. – Настоящая катастрофа…

Он медленно прошелся глазами по своему столу, по лежавшим на нем предметам – двум толстым томам из сочинения Ленина, завтрашнему номеру газеты «Правда», парочке карандашей – синему и красному. Но все это его сейчас совершенно не волновало… Именно в эту секунду ему захотелось помолиться. Да, именно помолиться. Всесильный правитель одной шестой части суши уже и не помнил, когда в последний раз он обращался к Богу с молитвой. Это было тридцать пять или сорок лет назад? Сталин не помнил. Но именно сейчас он ощущал как никогда сильно эту потребность…

– Значит, все было правда… Боже, в письмах была написана самая настоящая правда. Все случилось именно так, как в них сказано, – разговаривая сам с собой, Сталин стал озираться по углам кабинета, с ужасом ловя себя на мысли, что ищет икону. – Как же так? Откуда все было известно? Неужели и остальное все сбудется?! Господи, прости меня греш…

И он все-таки опустился на колени и начал читать на грузинском языке ту самую молитву, которую много лет назад в далеком-далеком детстве слышал от своей матери.