Неповторимое. Книга 1

Естественно, в училище мы жадно ловили вести со всех фронтов и сами рвались в бой. Но вот закончились мои первые военные университеты в Свердловске и Горьком. Добившись «справедливости», наконец-то и я отправился на фронт. Меня распирало от гордости, хотелось кричать на каждом углу: «Я еду в Сталинград, я еду защищать Сталинград!» Но было и другое чувство — чувство горечи. Почему допустили немцев до нашей великой Волги? Почему?! Не мог я тогда всего понять… Тем более не мог не то что представить — даже знать всей суммы фактов. Но если бы они мне были известны, особенно данные по производству вооружения, — тем сложнее было бы объяснить прорыв врага к Сталинграду. Все-таки здесь, как выяснил я позже, имелись слабые места. И, может, связанные с нашей стратегической разведкой — прежде всего. Не это ли мешало Верховному Главному Командованию своевременно принимать необходимые решения? Именно это. Располагая достоверными данными о возможных действиях противника, Ставка несомненно могла избежать харьковского поражения, что в свою очередь открыло путь немецко-фашистским войскам на Сталинград.

Но это уже рассуждения сегодняшнего дня. А тогда у меня была грандиозная перспектива — еду на фронт!

Часть II

Огни и воды. Парад Победы

Глава I

Сталинградская эпопея

Обстановка на фронте. Грезы и реалии. Берег левый, берег правый. «С корабля на бал». Все придавлено к земле, и «остров» 138-й стрелковой дивизии — тоже. Не знаю, как в аду, но здесь хуже. Впервые лицом к лицу с врагом. Не испытал еще, что такое отступать; не знал, как надо наступать; но вместе с другими оборонял Сталинград. Взводный — это не комдив и не командарм. Но и командарм, и комдив в Сталинграде — на положении взводного. Боевые профессора от Бога, особенно сержант Агапов, полковник Людников, генералы Чуйков, Еременко. Прозрение — на войне как на войне. Всеобщее ликование — Паулюс в клетке! А какая операция?! Нелепое ранение. Балашов. Аркадак. И снова сталинградская дивизия, но теперь уже — 35-я Гвардейская.

Мы с Борисом Щитовым ехали на фронт, и, хотя наконец свершилось то, чего мы добивались так долго и так страстно, на душе была тоска: под Москвой немцев разгромили, опыт побеждать уже есть, и вдруг — прорыв, и снова все доведено до катастрофы — враг вышел к Сталинграду. К Волге! Прорвался на полторы тысячи километров в глубь советской территории. Почему? Как это случилось?

Много у нас с Борисом возникало вопросов, а ответов на них не было. Даже приблизительных. Одни лишь предположения. Например, мы думали, что недостаточные разведывательные сведения не позволили своевременно сделать необходимые выводы. Плюс невыполнение отдельными командирами задач, которые перед ними ставились. Может быть, все это в комплексе и привело к тому тяжелому состоянию, в котором оказалась страна? Словом, сплошное гадание.

В то время многие, да что там многие — вся страна, подобно двум юным лейтенантам, думала о судьбе Родины. Но ведь сведений было крайне мало. Знали только то, о чем сообщалось в сводках Совинформбюро. Да еще «питались» слухами, а их, как известно, во все времена хватало. Лишь через десять лет, став слушателем Академии имени Фрунзе, я получил возможность представить все реалии трагической картины, сложившейся в 1942 году.

Страна находилась под впечатлением победы под Москвой. Эта победа подняла дух на фронте и в тылу, и очень важно было закрепить позиции наших войск — отобрать у врага инициативу, лишить его возможности привести части в порядок после разгрома. Вот почему Военный совет Юго-Западного направления во главе с маршалом С. К. Тимошенко выступил в марте 1942 года с инициативой: подготовить и провести наступательную операцию силами трех фронтов — Брянского, Юго-Западного и Южного. Цель ее — разбить противостоящую группировку противника, выйти на рубеж реки Днепр, захватить несколько плацдармов и закрепиться на них.