Когда он это «ляпнул», я понял, что командир несколько обнаглел и надо его в удобный момент одернуть. У Крапивина это бывало: как только хорошо получается, он тут же отрывается от земли и витает в облаках. А в итоге может сесть в лужу. Надо было срочно поправить. Гляжу на генерал-полковника. Вроде все нормально. Но члены комиссии хихикают. Конечно, они «засекли» эту выходку.
Полк прошел второй раз так же четко, как и первый, и вышел в исходное положение. Командир полка, чеканя шаг, подошел к трибуне и, обращаясь к генералу, спросил разрешения унести знамя и приготовиться к прохождению с песней. Генерал разрешил. Прошла церемония уноса знамени. Это тоже интересный и торжественный акт, и прошел он достойно. Тогда командир полка еще раз подошел к трибуне и спросил разрешения у Казакова, чтобы после прохождения всех подразделений с песней спеть всем полком. И это разрешил генерал. В этот момент я подошел к Крапивину:
— Товарищ Крапивин, ну, к чему эта выходка: «На отличную оценку?» Ведь так можно все сломать.
— Вырвалось, товарищ командир, вырвалось. Я сам жалею.
— Следите за собой и за остальными офицерами. Все должно быть только по Уставу.
— Есть. Все будет нормально.
Успокоившись, я отправился на трибуну. Генерал поинтересовался — какие даны указания. Я вынужден был сказать, что командир полка обязан уложиться в то время, которое установлено расписанием проверки для строевого смотра, так как дальше идут следующие занятия. Другого выхода у меня не было. Да это и не принципиально. Как выяснилось дальше, генерала интересовала песня, которую будут петь всем полком, и он думал, что я на эту тему говорил с командиром полка. Однако сказал, обращаясь ко мне:
— Даже если вы знаете, какую они исполнят песню, — не говорите нам. Пусть это будет неожиданностью. Но то, что они поют даже полком, — это здорово.
— Докладываю: все части дивизии практикуют исполнение двух-трех песен в составе части. Каждая рота и батарея имеет «свои» песни. И сегодня они пройдут, не повторяя друг друга.
Действительно, во всех частях нашла применение такая методика. Мы ее «обкатали» еще на Рыбачьем. А здесь тем более надо было ею пользоваться. Это хорошо сплачивает подразделение и часть в целом. В полках, где имеются по штату музыкантские взводы, т. е. оркестры, проще. За каждым оркестрантом закрепляется одна-две роты, и он с ними занимается вместе с офицером или со старшиной роты. Но там, где нет оркестра, мы их создавали за счет спецподразделений — небольшие, но необходимые для жизни части. У Крапивина был огромный, прекрасно сыгранный оркестр. Почти половина его состава были воспитанниками — это мальчики школьного возраста, которые приобретали в оркестре профессию музыканта, находились на полном государственном обеспечении, а после обеда, во вторую смену ходили в школу.
Началось прохождение. В подавляющем большинстве рот и батарей были свои запевалы. А где их не было — становился в строй кто-нибудь из оркестра. Все оркестранты имели чудесные голоса.
Подразделения прошли с песней, как будто пропели соловьи. Генерал смотрел на всех окружающих немного выпученными глазами и с высоко поднятыми от удивления бровями:
— Я просто не могу их оценить. Все подготовлены просто отлично.
Наконец полк построился в линию батальонных колонн, компактно, в центре его — оркестр. Задние подразделения были несколько приподняты, поскольку стояли на заснеженном пригорке. И это создавало впечатление некоторой театральности, к чему был склонен Крапивин (любил и умел это делать мастерски).
Командир полка тоже встал в строй. Дирижер занял свое место перед ним на небольшом пьедестале. Крапивин скомандовал: «Полк, на месте шагом марш!» И полк зашагал. Дирижер махнул своей палочкой — и оркестр грянул «Бородино». Затем в сопровождении оркестровой музыки запел полк. Если даже я, уже привыкший к этим эпизодам в нашей военной жизни, чувствовал душевный подъем и радовался за полк, то, уверен, такое же чувство охватило и всех остальных, тем более что они такое слышат редко или вообще не слышат. Полк пел, как огромный профессиональный хор, в два и три голоса. Со всеми музыкальными кульбитами, которые имеют место в «Бородино». Я радовался, а сам рассматривал лица рядом стоящих.
Все были заворожены. И это не моя фантазия. Действительно, все, не отрываясь, смотрели на полк и слушали проникновенные слова и чудесную бравурную мелодию. Нет слов — сильная песня. Но ведь ее надо и сильно исполнить! И полк справился с этой задачей блестяще. Когда умолкли голоса, фанфары и медные трубы, стало тихо, однако никто не шелохнулся. Это оцепенение продолжалось с минуту. Первое чувство и желание было поаплодировать. Но ведь это строевой смотр! Командир полка, смотрю, тоже не двигается. Я уже хотел было разрядить обстановку и сказать, что эта часть программы проверки закончена и после перерыва продолжим ее дальше, как вдруг генерал засуетился, поправил микрофон и что есть сил выдал всем нам на радость:
— Вы все молодцы, офицеры, сержанты и солдаты! От лица службы я объявляю полку благодарность!