И далее Николай Васильевич стал по полочкам разбирать все элементы реформ. Вначале виды Вооруженных Сил, затем рода войск, потом систему военных комиссариатов и мобилизацию, а в конце — гражданскую оборону. Мы и здесь с ним поспорили. В том числе и о гражданской обороне, которую он, во-первых, хотел объединить с военными комиссариатами и, во-вторых, сводил функции гражданской обороны к защите объектов и недопущению аварий. А если они произошли — к быстрой ликвидации последствий (особенно во время войны). Я же доказывал, что военкоматы и органы гражданской обороны совершенно несовместимы, хотя у них и есть общие вопросы по проблемам мобилизации, где они должны тесно взаимодействовать. Что касается задач гражданской обороны, то я был убежден в том, что они не должны ограничиваться только перечисленными выше функциями (хотя это имело исключительное значение, что подтвердила Чернобыльская трагедия). На мой взгляд, руководство гражданской обороны должно отвечать и за глобальные проблемы, поэтому обязано выступать в государстве органом, который мог бы входить в правительство с предложениями. Например, о принятии мер по недопущению катастроф в районах, постоянно подвергающихся наводнениям, сходам селевых потоков, землетрясениям. В условиях дальнобойного и высокоточного мощного обычного оружия, конечно, неприемлемо, что различные виды оружия и боевой техники (например самолеты) создаются на многих заводах, которые разбросаны по всей стране (а строительство кораблей — тем более). Наконец, гражданская оборона, на мой взгляд, должна всячески оберегать природу, заботиться о том, например, чтобы не «умирал» Арал, не переполнялся Каспий, «не задыхалось» Черное море от подпора со дна мертвого слоя и т. д. Поэтому к гражданской обороне можно было бы добавить и слова: «и защите природы».
Такие вот были в то время рассуждения. Николай Васильевич посмеялся над последней идеей, но сказал, что «это на далекую перспективу».
А в целом мне импонировало, что Огарков допускал свободную дискуссию и делал это с увлечением. Я не мог подозревать его в том, что это были хитроумно расставленные сети, в которые я угодил, и он затащил меня с их помощью в Генштаб. Нет! И во время многих лет пребывания в Генеральном штабе у нас часто бывали непринужденные долгие разговоры по различным проблемам.
Но сейчас все невольно получилось так, что я действительно выступал как работник Генштаба, и Николай Васильевич сказал:
— Валентин Иванович, вы чувствует, что уже погрузились в генштабовскую жизнь?
— Да нет, я этого не чувствую. Мне кажется, что на моем месте любой командующий войсками высказался бы так же, как и я. Но ход мыслей, разумеется, у него был бы свой.
Николай Васильевич сел к столу и, глядя мне в глаза, откровенно сказал:
— Валентин Иванович, я очень прошу вас согласиться с нашим предложением. Это имеет исключительное значение для Генштаба и для меня лично.
Произнеся эту фразу, он продолжал смотреть мне в глаза. Меня тронула его откровенность, но еще больше — какая-то недосказанность. И я «дрогнул»…
— Товарищ маршал, конечно, если требует дело и у вас все варианты исчерпаны, я вынужден согласиться. Но прошу вас иметь в виду, что мне не хочется расставаться с округом — живой и интересной работой. Если я буду назначен в Генеральный штаб, то позвольте надеяться, что со временем вы отпустите меня в войска, — сказал я.
Николай Васильевич сразу оживился. Молча пожал мне руку и тут же, в моем присутствии, позвонил министру обороны, доложил, что вопрос решен. Тот что-то ему сказал, на что Огарков ответил, что прямо сейчас переговорит со Шкадовым и с Савинкиным (заведующим отделом ЦК по административным органам). С Иваном Николаевичем Шкадовым они условились, что через час последний доставит на подпись министру обороны представление в ЦК КПСС и затем отвезет его Савинкину. А с Савинкиным договорился, что он организует завтра мою встречу с секретарем ЦК КПСС.
Дальше мы разобрали план моих действий. Договорились, что я остаюсь на завтра, а затем, после представления, улетаю в округ. Вслед за этим придет шифровка о моем назначении в Генеральный штаб на должность начальника Главного оперативного управления — первого заместителя начальника Генерального штаба, а на мое место будет назначен генерал-полковник В. А. Беликов (все-таки Беликов!). Учитывая, что свободных квартир в Москве не было, было решено, что временно я остановлюсь на одной из квартир Главного разведывательного управления, о чем Николай Васильевич сразу же переговорил с его начальником генералом армии П. И. Ивашутиным.
Ровно в 15.00 следующего дня Савинкин представил меня секретарю ЦК члену Политбюро ЦК КПСС Г. В. Романову. Он расспросил о положении дел в округе и на Западной Украине. Поинтересовался, как я понимаю свои задачи в Генштабе. Обрисовал в целом военно-политическую картину, рассказал подробно о нашей оборонной и военной промышленности, «с которой Генштабу надо заниматься очень плотно», — подчеркнул он.