Неповторимое. Книга 4

Вот два минометных расчета, быстро перемещаясь, выдвинулись на огневую позицию. В клубах пыли они промчались мимо нас на рубеж открытия огня, откуда можно было уже стрелять боевыми минами. Слаженно и быстро действуя, они привели минометы в боевое положение. Получив задачу, расчет первого миномета (что ближе к нам) стал наводить на цель. Последовала команда: «Огонь!» Заряжающий опустил мину в ствол и крикнул: «Выстрел!» Но вместо нормального выстрела получился «пшик». Мина, как в замедленном кино, вылетела из ствола и, отчетливо наблюдаемая всеми, плюхнулась на землю в 15 метрах от миномета. Сейчас должен последовать взрыв. Кто-то меня сбивает с ног, и вся наша группа плашмя бросается на землю. Проходит несколько секунд — разрыва нет. Я сбрасываю с себя чью-то массивную фигуру — оказывается, Борис Кононов — подполковник, переводчик, он же и помощник генерала Курочкина — решил меня прикрыть. Встав на ноги, начинаю приводить себя в порядок — ведь в пыли с ног до головы. Вяло стали подниматься и все остальные. Выбивая пыль и помогая друг другу, мы наконец приобрели более-менее приличный вид.

Начали разбираться с причинами происшествия. Оказывается, такого типа явления здесь бывают частенько: очень высокая влажность влияет на дополнительные заряды мины. Они быстро отсыревают, и, хотя воспламеняется вышибной патрон, подвешенные в мешочках заряды не загораются. От такого вялого выброса не становится на боевой взвод даже головной взрыватель у мины (ГВМЗ), поэтому она падает вблизи миномета, как болванка.

Этот эпизод нас, увы, не украшал, однако позволил сделать важные выводы по боеприпасам и, в частности, относительно сохранения дополнительных зарядов к минометам. Было категорически отмечено, что герметическую упаковку зарядов надо нарушать только в последний момент — непосредственно перед стрельбой, но не раньше, чем за час до стрельбы.

Время, отведенное для работы в Анголе, пролетело быстро. Мы все уже привыкли к суровым условиям быта, примерились к деятельности ангольских войск и флота, к жизни и работе нашего советнического аппарата. Кстати, высокое впечатление произвели на нас экипажи кораблей Военно-Морского Флота СССР, которые стояли в период нашего пребывания в Анголе на базе Луанды, высокий уровень подготовки и порядка, наш мощный узел связи, обеспечивающий все виды связи со всем миром. Мне доводилось не один раз докладывать министру обороны и начальнику Генерального штаба о ходе работы.

В целом у нас сложилось достаточно хорошее впечатление о Вооруженных Силах Анголы, о направленности и эффективности работы нашего советского аппарата. Достаточно сильно выглядел ангольский офицерский корпус в целом. Особо выделялись сам министр обороны, начальник Генштаба и весь Генштаб, 4-й и особенно 5-й военные округа, а также две десантно-штурмовых бригады (последние мало в чем отставали от подготовки наших советских десантников). Во всем этом просматривалась и личная заслуга генерал-полковника К. Я. Курочкина.

Но были и просчеты, в том числе на высоком уровне. Например, Главнокомандующий Военно-Морского Флота явно еще не приобрел должного опыта, однако, желая иметь возможно больший вес, он старался достичь этого путем более четкого разграничения своего положения со всеми остальными подчиненными (редко посещал корабли и береговые части и т. д.). Корабли выглядели прилично, но жесткая дисциплина была не везде. Однажды мы вышли на дежурном сторожевом корабле для изучения условий организации обороны входа в гавань и ее осмотра. Обследовали и наш подорванный в результате диверсии сухогруз: оказалось, аквалангист установил радиоуправляемое взрывное устройство и ночью наше судно, стоявшее на рейде, было подорвано.

На обратном пути к нам пристроилась огромная акула. Шла она слева по борту, нос в нос с кораблем. Я подумал: «Ну и пусть себе развлекается». Вдруг неожиданно для всех началась стрельба — это офицер из береговой службы, бывший в числе сопровождавших, открыл по акуле стрельбу из пистолета. Особого вреда ей не причинил, она отошла на почтительное расстояние, однако продолжала эскортировать наш корабль. Бестолковая стрельба наделала беды. Дело в том, что была приличная волна, корабль покачивало, а у офицера навыков стрельбы из пистолета в таких условиях, видимо, не было. Один выстрел угодил в бронированную палубу, пуля срикошетила и ранила матроса. Печально, но хорошо, что хоть кончилось так, могло быть хуже. Матроса унесли в кубрик для оказания помощи, а офицера увели — очевидно, для нахлобучки.