Неповторимое. Книга 6

В этот раз вызов к начальнику тюрьмы оказался неожиданным. И, перейдя в административное здание, я вдруг в коридоре столкнулся с Дмитрием Тимофеевичем Язовым и Александром Ивановичем Тизяковым. Мы тепло обнялись. Даже не верилось, что такая встреча могла состояться. Но каково было мое изумление, когда я увидел в кабинете В. Панчука накрытый стол. Кроме самого Валерия Никодимовича, здесь находились депутат Верховного Совета РСФСР Аслаханов и генпрокурор Степанков.

Оказалось, что это торжество было организовано по инициативе Аслаханова. О благородстве этого человека говорят многие факты, в том числе и то, что, когда я находился в Матросской Тишине, он поддерживал со мной официальную переписку по некоторым вопросам.

Когда мы вошли в кабинет начальника тюрьмы, первым нас приветствовал именно Аслаханов, его поддержал Панчук. Степанков помалкивал. Аслаханов сказал, что по его настоянию было разрешено провести эту праздничную встречу, чтобы поздравить с великим праздником обвиняемых, являющихся участниками Великой Отечественной войны. Да, такого мы не ожидали. Все выглядело по-человечески, по-доброму. Встреча длилась часа полтора. Были речи, тосты. Была, конечно, и обида: неужели хотя бы на День Победы нельзя было отпустить ветеранов домой, к семье?

Да и вообще можно было всем изменить меру пресечения. Все зависело от Степанкова — как он преподнесет этот вопрос Ельцину. Но Генеральная прокуратура, объявившая на весь свет лживое обвинение в измене Родине с целью захвата власти, уже не могла идти на попятную. Изменить меру пресечения и освободить всех подозреваемых из-под ареста на подписку о невыезде. А что скажет президент? Так он разнесет всю прокуратуру. А что подумает общественность? Так она скажет: коли выпустили, никакой угрозы гэкачеписты не представляют. Но такой поворот дела нежелателен. Ведь книга «Кремлевский заговор» уже с обложки, на которой было изображено рыло людоеда с клыками, в бешеном оскале, внушало обывателю, что подсудимые по делу ГКЧП очень опасны, выпускать их нельзя.

Прошло около года, и я пришел к выводу, что мне надо менять адвоката. Болеет. Сообщил семье, чтобы подыскивали замену. Жена обратилась к защитнику В. А. Крючкова — адвокату Юрию Павловичу Иванову. Наряду с защитником Г. И. Янаева А. М. Хамзаевым он считался самым сильным адвокатом. Юрий Павлович решил эту задачу в короткие сроки, и буквально через неделю ко мне для знакомства прибыл адвокат Дмитрий Давидович Штейнберг. В самом начале нашего разговора я спросил его: «Вы соглашаетесь меня защищать по убеждению или по необходимости?» (я имел в виду необходимость материального вознаграждения). Он однозначно ответил: «По убеждению». И на протяжении полугода, пока я был в тюрьме, затем во время подготовки и участия в трех судебных процессах Дмитрий Давидович ни разу не заикнулся о несвоевременной выплате положенного ему гонорара. Не поднимал и вопроса об индексации выплат, хотя цены постоянно росли. Это был благородный человек.

Замена адвоката была для меня важным событием. Мы с Леонидом Григорьевичем Беломестных распрощались мирно. А с Дмитрием Давидовичем Штейнбергом начали действовать, используя все свои возможности. Он действительно оказался настоящим защитником и всегда давал мне исчерпывающие консультации. Прекрасно зная юриспруденцию, располагая отличной подготовкой и практикой, являясь человеком умным и мыслящим, Дмитрий Давыдович умело защищал мои интересы как в период предварительного следствия, так и во время судебных разбирательств. Кстати, он удержал меня и от очень резкого шага — на судебном процессе, когда судили меня одного, я сделал вывод, что суд необъективно, односторонне рассматривает разбираемые события и мои интересы ущемляются. Несколько раз заявлял по этому поводу протесты. Но председательствующий, как мне казалось, должных мер не предпринимал. Я решил выразить недоверие составу суда и подготовил текст своего заявления. Однако адвокат Д. Штейнберг удержал меня от этого шага и посоветовал послать письменное заявление по поводу нарушения принципа презумпции невиновности, что я и сделал.

Это ходатайство мною было послано, как я уже сказал, во время второго процесса — когда судили меня одного. По моим предположениям, вот такая жесткая и порой внешне несправедливая, на мой взгляд, позиция суда, возможно, была занята умышленно с целью не дать Генеральной прокуратуре повода обвинить суд в либерализме и послаблениях.

Но все это будет позже. Пока же продолжалось следствие.

Мое представление о том, что арест, тюрьма и другие события являются недоразумением и что со всем этим в течение месяца-двух разберутся и будут действовать по закону, вскоре претерпело коренное изменение. Фактически никто из властей ни в чем не заблуждался — все действовали осознанно и незаконно. Особенно четко это было выражено, когда нам дали для изучения документы предварительного следствия.