Неповторимое. Том 3

В своей речи мне не обойти и анализ такого института, как крайняя необходимость.

Поскольку понятие это звучало в устах многих, в том числе и Варенникова, с первых же дней следствия, позволю себе привести текст ст. 14 УК РСФСР.

Я приводил ранее цели и мотивы лиц, создавших ГКЧП, в том числе их субъективное восприятие происходивших событий.

Была ли – хотя бы гипотетически – в тот момент угроза интересам Советского государства? Полагаю, с учетом того, что это государство перестало существовать, угроза была не предположительной, а реальной.

Оценка ситуации в стране, данная в документах ГКЧП и в выступлениях Крючкова, Язова, Пуго на закрытом заседании сессии Верховного Совета СССР в июне 1991 года, подтвердилась в негативной части.

Опасения более чем оправдались: в течение полугода и в последующем страна оказалась разваленной на куски, ввергнута в нескончаемую войну, экономическую разруху.

Единая армия, МВД, КГБ, растащенные по национальному признаку, стали противоборствовать друг другу.

Превышение смертности над рождаемостью, в любом нормальном государстве объявленное бы бедствием № 1, в странах, входивших в СССР, в том числе в России, преподносится как заурядное, обыденное и, более того, закономерное явление.

Жизнь сотен тысяч людей оказалась под угрозой, не говоря уже о нарушении прав и свобод – здесь счет идет на миллионы.

Поэтому действия конкретного лица – В.И. Варенникова как нельзя более вписываются в классическую схему, именуемую в уголовном праве крайней необходимостью.

Оценка дела оказалась бы неполной, если бы экс-президент СССР стал фигурой умолчания.

Бесспорно, Горбачев является стержнем всего дела, и без анализа роли, которую он сыграл в известных событиях, нельзя составить полную картину происшедшего.

Поскольку, повторяюсь, я не выхожу за рамки, очерченные в начале своего выступления, то и в данном случае следую лишь фабуле обвинения.

Я приводил ранее ссылку на проработки мер чрезвычайного характера, это было на протяжении 1990–1991 годов. В судебном заседании оглашался еще один немаловажный документ. Достоверность данных, содержащихся в нем, подтвердил, кстати, и свидетель Горбачев.

Речь идет о заседании правительства 3 августа 1991 года, накануне отлета Горбачева в Крым.

На этом заседании красной нитью проходят разговоры о чрезвычайных мерах как средстве выхода из кризиса. Сошлюсь на цитату Горбачева: «Поэтому нужны чрезвычайные меры – значит, чрезвычайные. Заставляйте всех… Речь идет о том, что в чрезвычайных ситуациях все государства действовали и будут действовать, если эти обстоятельства диктуют чрезвычайные меры».

И чуть далее по тексту стенограммы: «Я завтра уеду в отпуск с вашего согласия, чтобы не мешать вам работать».

Я остерегаюсь произнести слово «подстрекательство» применительно к сказанному, но уж наверняка можно употребить слово «подталкивание» к определенному результату.

Тот факт, что слова, поведение и действия Горбачева нередко были двусмысленными, подтверждают, на мой взгляд, две характерные детали по окончании встречи президента с делегацией 18 августа 1991 года в Крыму – заключительными словами Горбачева были: «Черт с вами, делайте что хотите, но доложите мое мнение».

Эти слова в том же примерно изложении привели и остальные участники встречи, помимо Варенникова.

Второй деталью было то, что встреча закончилась рукопожатием, и этот жест со стороны президента вполне можно было истолковать как благословение.

Примечательно, что и сам Горбачев, будучи допрошен в суде, не отрицал этих обстоятельств.

Зададимся еще одним вопросом: все ли сделал М.С. Горбачев как президент, глава государства, в той, по его же словам, неординарной обстановке?

Мог ли он реально вылететь в Москву вместе с прилетевшей к нему делегацией? Думается, мог.

Мог ли он реально задержать прибывших к нему?

Мог, он и сам заявил об этом в судебном заседании.

Мог ли он прорвать блокаду или хотя бы попытаться это сделать? Вполне. Тем более что, по словам самого Горбачева, в те дни и даже часы решалась судьба государства, вверенного ему.

Вел себя неадекватно обстановке.

Свидетель Гуренко С.И. показал в суде, что 18 августа 1991 года между 15 и 16 часами ему неожиданно позвонил Горбачев и безмотивно проинформировал о плохом самочувствии, новокаиновой блокаде и вместе с тем сообщил о необходимости вылететь в Москву, где предстоит «большая драка».

К чему относился этот звонок, к сожалению, так и остается загадкой.

Впрочем, к сему секрету есть ключ, точнее, подсказка: при возвращении в Москву из Крыма Горбачев на встрече с корреспондентами заявил, что всей правды о случившемся он никому не скажет.

Охотно верю в это.

Своеобразно положение Горбачева и в деле. При наличии признаков ст. 53 УПК РСФСР предварительное следствие не нашло необходимым признать его потерпевшим.

Исходя из этого, логически и текстуально, ему не был причинен моральный, физический или имущественный вред.

Таким образом, налицо еще один казус, каких немало в деле.