— Значит, сегодня ты должна остаться у него! — Я закатила глаза, и Люда, нахмурившись, перешла на ещё более нравоучительный тон и стала называть меня по-особенному: — Значит так, коза! Послушай меня: не дашь ему сегодня — потеряешь мужика! Он и так за тобой аж с сентября месяца бегает, сколько можно уже! Не маленькие, поди, дети! Говорю тебе, не будь дурой, бери мужика за… В общем, не отпускай его в этот самый его Урюпинск неудовлетворённым, уяснила?!..
Ещё до разговора с Людкой эта тема никак не выходила у меня из головы. Мы общаемся с Игорем уже третий месяц. С одной стороны, казалось бы, не такой уж большой срок. Но с другой… Кто-то со второго дня знакомства уже совместный быт начинает, а я всё держу взрослого, как скажет Люда, «матёрого» мужика на «голодной диете»…
Я и сама понимаю, что так вечно продолжаться не может. Что, рано или поздно, терпение у Игоря лопнет, и что он поставит вопрос ребром. Но так и не могу решиться перешагнуть ту черту, за которой наши отношения уже нельзя будет назвать несерьёзными. Хотя Игорь не раз намекал и даже в открытую предлагал мне остаться у него на ночь. Или, если не хочу в общаге, то он бы снял нам номер в приличном отеле. В общем, как только он ни уговаривал уже, но я продолжаю отнекиваться.
Почему? Я и сама задаю себе этот вопрос. Ведь, соглашаясь на первое свидание с Игорем, я прекрасно отдавала себе отчёт в том, что делаю. Я хотела забыть Серёжу, перестать думать о нём, погрузиться в новый роман полностью… Но… не получается…
Дурь под названием «красивый мальчик» так и не выветрилась из моего сумасшедшего мозга. Более того, однажды утром, выглянув в кухонное окно, я обнаружила, что из него вполне неплохо просматривается дорожка к школе… Та самая, по которой аж с первого сентября курсирует мой Ванька. И та же, на которой примерно в восемь утра каждый будний день можно видеть Серёжу.
Словом, я продолжаю сходить с ума. Моё сердце тихо тикает в ожидании чего-то большого, значимого. Того, что перевернёт мою жизнь, встряхнёт и изменит саму меня. Какое-то смутное, не совсем осознанное, но вполне самостоятельное чувство постепенно разрастается у меня внутри… И я томлюсь и тоскую…
А завтра у Игоря поезд. И сегодня решающий вечер, когда я должна укрепить наконец наши отношения и пообещать Игорю ждать его.
Сергей
Мою днюху, как обычно, отмечали три дня. В первый день, точнее вечер, культурно: на заработанные за полтора месяца миллионы я притаранил всю нашу компанию в «Якиторию». Второй и третий дни — праздничные выходные — мы провели у Трунина на даче. Там уже никакой культуры не было. Зато было весело.
Проснувшись утром в воскресенье, я еле-еле продрал глаза. Выполз из-под девахи, имя которой так и не вспомнил, с головной болью обнаружил, что мы до сих пор на даче.
Холодный деревянный дом, скрипучие половицы, какие-то полумёртвые туловища кругом…
Вытянув из щели между кроватью и креслом свою зафаченную куртку, я накинул её прямо на голый торс и спустился по шаткой лестнице.
Внизу, на кухне, оказалось чуть веселее: там уже шарахались парни. Такие же зомби, как и я, задубевшие, хмурые.
— Сск, печка… — бубнил Трунин, тыкая единственную кнопку на конвекторе. — Гори, гори, блин, ясно…
— Чё так холодно? — выдохнул я паром изо рта.
— Да, блин, походу электричество кончилось…
Тут нарисовалась Настя, Трунинская малолетка. В одном его свитере и шерстяных носках. Я зыркнул на Трунина, но он сделал вид, что не понял моего взгляда.
— Всем привет! Юрчик, где у нас тут туалет?
— Там же, где вчера, Настён, на улице…
Когда она, пища что-то про безразмерные сапоги, скрылась за дверью, я схватил первое попавшееся под руку — это оказалась почти пустая баклажка — и с размаху метнул её Трунину в череп.
— Да Сега, блин! — едва увернувшись, дико завопил он. И, тут же подобрав, швырнул её обратно. — Отстань ты уже, я сам всё знаю!
— Чё ты знаешь, дебила кусок! — продолжал атаковать я. — Тебя посадят, Юрец! Я тебе сразу говорю, я тебе передачки таскать не намерен!..
Так мы орали и скакали, пока всё вокруг не перевернули и не перебаламутили всех, кто ещё питал надежду выспаться. Чуть саму Настю не затоптали случайно. Потом они с Труниным упали на диван, а я смылся от вчерашней девахи на улицу.
Вышел ещё и потому, что мамка как раз звонила, нужно было ответить.
— Да, ма?
— Серёжа! Ты у меня живой вообще? Ты домой возвращаться когда собираешься?
Ну здрасти, вспомнила. Я напряг больные извилины.
— Всегда собираюсь, мам.
— Когда, говорю?
— Вечером.
— Нет, вечером у тебя концерт, ты забыл? Мне Татьяна Валерьевна звонила. Ты почему репетиции прогуливаешь? Давай прямо сейчас собирайся, ты мне нужен…
Короче, мамка так насела, что мне пришлось идти прощаться с Труниным «прямо сейчас». Он выполз меня проводить. Сыпал первый снег. Мы повысунули языки и им позавтракали.
— А чего так рано, может, попозже вместе поедем? — Трунин кивнул на дядь Женину «газель», на которой мы в последнее время подрабатывали.
Трунинский дядька должен был приехать сюда вечером и увезти нас на ней.