Неправильно...или? (СИ)

– Нашла своего полосатого? – Чуть было не разминулись, – улыбается Айрин и помогает ему снять верхнюю одежду и сесть поближе к костру. Подруга запускает инструментрон. – С ним все будет в порядке. Температура повышена, так что лучше отдохнуть пару дней. – Хорошо, – Найлус покорно кивает головой, – тебе надо идти, Рин. – Да, прости... я...

Понятно, ему хочется, чтобы она все время была рядом с ним. Но он здесь не пропадет – рядом будут Алика, Сарен, Ричард и Кайден. Есть с кем поболтать, в общем. А Явику она сейчас куда как нужнее. Найлус знает, что её не будет несколько дней. Ну и что? Потерпит...

Он здесь уже пять дней. Человек, Карин, говорит ему не двигаться и прекратить “эту дурацкую забастовку”. Явик не слушает её, да и редко теперь ему удается сохранять сознание. Большую часть времени он мечется в бреду на неширокой больничной койке, а когда приходит в себя, то появляется эта женщина, которую Рин все время называла “мозговыноситель №2”. Первые три дня она упорно врала ему в стиле “Рин найдут”. Она же знала, что протеанин способен считать её за мгновение, но все равно непонятно зачем врала. Последующие два дня она только и пыталась внушить ему, что “надо жить дальше”. Остальные приходили и говорили ему то же самое – Сарен, Алика, Сьюзи... Вот только не учитывали они одного – как жить, если это уже не нужно? Для чего? Давно, еще до знакомства с Рин и её командой, он считал, что цель – уничтожить Жнецов. А после того, как произошло столкновение с Левиафаном он понял, что для него важнее – спасти её, не допустить, чтобы что-либо с ней случилось. Почему так? Слишком многое она значила. И для него, и для всех остальных... Не смог.

Мысли отвлекает звук открытия дверей. Опять Чаквас пришла. Сейчас будут нотации.

Женщина садится рядом и осторожно берет руку протеанина в свою. Что-то записывает, сверяет показания приборов и вздыхает. Явик сам знает, что все плохо, но... но ему все равно.

– Послушай, Явик, – Карин все еще пытается что-то внушить ему, от банальных уговоров переходя к пристыживанию и угрозам, – прекрати это. Зачем? Ведь у тебя итак мало шансов выжить, а ты их еще преуменьшаешь своими выкидонами. Кому и что ты хочешь доказать? – Никому. Ничего, – протеанин с трудом шевелит рукой, показывая женщине, что её прикосновение неприятно. Карин удрученно качает головой и готовит новую порцию уговоров. Но её кто-то окликает из коридора. – Я потом еще зайду к тебе. – Нет... Я не хочу... – Явик закрывает глаза, давая понять, что разговор окончен. А Карин выходит из палаты, отправляясь к другим пациентам. Их много, поэтому есть надежда, что женщина устанет и забудет о своем обещании зайти.

Пиликанье прибора рядом дает своеобразный отсчет времени. Снова становится холодно, сознание путается... Иногда ему кажется, что еще немного – и он наконец снова провалится в тьму, как в стазис-капсуле. И не будет ничего – не боли, ни памяти...

– Только недолго, а то... – доносится до него словно сквозь вату.

Черт, опять пришел кто-то из команды... Будут что-то доказывать... Явик силиться открыть глаза, но у него ничего не получается – слишком больно... слишком мало сил...

Кто-то подходит к нему. Грохот тяжелой обуви неприятно режет слух. А ведь когда-то ему нравился этот звук, как и человек, чье появление этим звуком сопровождалось.

Посетитель осторожно берет его за руку. Этого Явик тоже не любит – когда прикасаются к нему, вешаются на шею... Впрочем, был только один человек, чьи прикосновения он соглашался иногда потерпеть... Но это в прошлом.

Явик дергает рукой и невольно прикасается пальцами к голой ладони посетителя...

В больнице меня сразу же остановили бдительные медсестры: дескать, к кому идете. У меня хватило ума не махать жетоном направо-налево, а тихонечко, потупив глазки в пол, сказать.

– Извините пожалуйста, мне к доктору Чаквас. Я служу... служила на “Нормандии”... – Хорошо. Я позову её, – молоденькая медсестричка азари уходит и возвращается вместе со знакомой седовласой женщиной, которая недовольно бурчит: – Да кто там может еще прийти с нашего зверинца... – Здрасте, док.

Чаквас смотрит на меня, откинув челюсть до пола, а я улыбаюсь и собираю с пола выроненные ею блоки данных.

– Что же вы так неосторожно, док? Пойдем, поговорим тет-а-тет? – Да... Хорошо... – Все в порядке? – настороженно спрашивает охранник-турианец. – Да. Просто... Она считается погибшей, а тут... – у док хватает ума не орать на всю больницу мое имя. – Ну так радуйтесь, мамаша, – хмыкает второй охранник, человек.

Мы с док отошли в сторонку. По щекам женщины текут слезы, она молча обнимает меня, не в силах сказать не слова...