Неправильное воспитание Кэмерон Пост

Заместитель директора Хеннитц только что объявил условия выпускного вечера по трансляции. В конце дня школьная радиостанция всегда сообщала разные новости. Тон у него был сухой, а слова выходили какими-то липкими: «Выпускной – это светское мероприятие; предоставляя вам, учащиеся девятых и десятых классов, возможность на нем присутствовать, администрация и я лично уверены, что вы проявите должное уважение и будете вести себя достойно».

Так как про эту возможность мы узнали буквально только что, я сразу догадалась, что Коули хотела сказать этим «ты тоже идешь, Кэм», но сделала вид, что не понимаю, чтобы она еще меня поуговаривала. Мне нравилось чувствовать, что я нужна ей.

– Ты это о чем? – Я притворилась, что роюсь в рюкзаке.

– Всего лишь о главном событии весеннего модного сезона, – заговорила Коули с интонациями светской львицы, что, признаю, у нее очень хорошо получалось, затем добавила уже нормальным голосом: – Если ты пойдешь с нами, то тебе тоже нужна пара. – Одним изящным ловким движением она убрала волосы с лица и, закрутив их, заколола карандашом. Меня всегда завораживало, как одновременно сексуально и небрежно она это проделывает.

– Я спрошу у бабули, свободна ли она. Когда это будет, говоришь? – Я постаралась отгородиться от нее дверцей шкафчика. Бретт почти всегда крутился рядом с Коули, но, когда его не было, я по-прежнему испытывала чувство неловкости, оставаясь с ней наедине, как во время нашего первого разговора на «кофейном причастии» в «Воротах славы».

– Только давай без этих твоих шуточек, с тобой иногда невозможно разговаривать. Это же такое событие! Когда еще нам позволят появиться на выпускном балу, пока не настанет наш черед!

– Пока что я не услышала ничего, что заставило бы меня согласиться, – упиралась я.

Голова Коули показалась из-за дверцы шкафчика, она схватила меня за руку и с крайне серьезным видом сказала:

– Я позвоню тете Рут! Клянусь! Я позвоню ей и скажу, что ты снова ведешь себя как псих-одиночка и не хочешь идти на бал. И тогда уж она с тебя не слезет. Ты ведь знаешь, у нее всегда найдется туз в рукаве, какой-нибудь знатный холостяк для тебя.

– Ты страшный человек. Ненавижу тебя.

– Так кого мне спросить? Трэвиса Беррела? Он бы согласился. – Коули распахнула дверцу шкафчика пошире, обошла ее и, потянувшись за клубничной жвачкой, которая лежала на верхней полке, прижалась ко мне, совершенно не замечая этого касания, а я утратила способность замечать что-либо, кроме него.

Я отпрянула на безопасное расстояние.

– Трэвис Беррел пойдет с кем угодно, если будет шанс пообжиматься на танцполе.

– То есть ему первому звонить? – Слова растворились в сладости клубники.

– Разумеется. Ладно, мне пора, а то опоздаю. – Я попыталась отодвинуть ее в сторону, одновременно хватая рюкзак и спортивную сумку. Она не сдвинулась с места, и мне пришлось протискиваться мимо нее, чтобы добраться до своих вещей. Я почувствовала, как легкая дрожь пробежала по телу и ухнула куда-то в глубины живота. Я захлопнула дверцу и щелкнула замком.

Она не отставала от меня, и мы двинулись против оживленного потока к женским раздевалкам.

– Да ладно тебе, попроси Джейми. В конце концов ты так и сделаешь, сама знаешь.

Мы расступились, пропуская какую-то девчонку, которая с трудом тащила гигантских размеров постер, видимо, часть презентации, посвященной Второй мировой. Я разглядела Гитлера с усиками щеточкой, выбрасывающего руку в нацистском приветствии, изможденных узников концлагеря, хмурых американских солдат, курящих сигареты. Каждая фотография сопровождалась надписью, сделанной блестящими буквами. Если бы это было кино из жизни подростков, то оператор наверняка бы сделал крупный план этого плаката, а звукорежиссер, возможно, добавил бередящую душу музыку. Наши с Коули движения были бы замедлены, а вот толпа в коридоре обтекала бы нас на привычной бешеной скорости, получилось бы авторское высказывание о суетности и пустячности жизни подростков перед лицом подлинных ужасов войны. Но если любовь к кино меня чему и научила (помимо того, как лучше убегать от реальности), так это тому, что жизнь иногда дарит тебе яркие моменты, наполненные истинным смыслом, только нужно не упустить их и самому проделать в голове всю ту работу, для которой обычно нужна съемочная бригада, причем немедленно. И даже если тебе это удастся, те, кто видит то же, что и ты, почти никогда не чувствуют то же, что и ты, и, пока ты мучительно подбираешь нужные слова, все уже кончено, поезд ушел.

– Спроси у Джейми сегодня, потому что я хочу купить билеты завтра, – продолжила Коули, поворачиваясь, а я все прокручивала в голове – кадр за кадром – кинопленку, запечатлевшую в цвете зверства войны, в которой оба наших дедушки когда-то сражались; они принадлежали другому миру, а не смотрели с небес, как мы обсуждаем планы на выпускной.

– Джейми не захочет идти на гребаный бал. И я не хочу идти на гребаный бал. Весь смысл бойкота в том, что никто в этой школе не хочет идти на этот гребаный выпускной бал.