Ротштейн, положив трубку, принялся меланхолично листать паспорт, прикидывая, какую визу и куда следует ставить в ближайшее время.
За таким занятием его застал проштрафившийся автор. Ицик воззрился на него изумленно. Он пребывал в абсолютной уверенности, что Коган уже повесился.
Вместо этого неповесившийся Коган был радостно возбужден.
— Спасены! — закричал он. — Вот спаситель! — и он представил плохо соображавшему Ицику некоего Зеева Баренбойма, который тут же предложил все уладить по минимальной цене.
— Старый школьный друг, — сказал Зеев (он же — Владимир) об оскорбленном вице-консуле. — Договоримся, я думаю.
— Сколько? — мрачно спросил Ротштейн.
— Пятнадцать тысяч.
— Долларов? — уточнил на всякий случай Ицик.
— Шекелей, — невозмутимо ответил Баренбойм.
— Сколько?! — еще не веря своим ушам переспросил Ицик.
— Пятнадцать тысяч шекелей, — повторил Баренбойм смехотворную (по сравнению с тремя сотнями тысяч) сумму. И слово свое сдержал. Консульство больше не беспокоило ни МИД, ни газету.
Ицик, радостный словно хасид, дождавшийся прихода машиаха, простил автора, взяв с него слово больше не писать о русской мафии. А если и писать, так в том смысле, что в Израиле ее нет и быть не может.
Розовски узнал об этой истории от самого Баренбойма, когда тот обмывал счастливое окончание комбинации вместе со своими школьными друзьями — Михаилом Коганом и оклеветанным вице-консулом. Он почему-то решил, что удобнее всего это сделать у Натаниэля, когда Сарра Розовски в очередной раз отправилась навещать родственников. Будучи первым клиентом частного детектива Натаниэля Розовски (и одновременно — последним пострадавшим, с которым пришлось иметь дело полицейскому офицеру Натаниэлю Розовски), он считал, что имеет некие особые правы на личное расположение последнего. В принципе, Натаниэль ничего против не имел — хотя бы потому, что шумный Баренбойм иногда становился неоценимым источником информации. Так вот, от неожиданных гостей Натаниэль и узнал некоторые любопытные детали происшедшего. Например, что гениальный план — потрясти чересчур прижимистого Ицика Ротштейна — родился в буйной голове непоседливого Баренбойма, когда он в очередной раз читал о невероятных суммах штрафов за клевету и диффамацию в печати.
Так что, говоря о постоянной и устойчивой связи Зеева Баренбойма с русскоязычной периодической прессой, Розовски не погрешил против истины.
14
— Привет, Зеев, это Розовски.
— Натаниэль? Привет, как дела?
— Замечательно, а у тебя?
— Полный порядок, — жизнерадостно сообщил Баренбойм. — Видел сегодня твою маму, она сказала что ты все еще не женился. По-моему, она очень из-за этого переживает.
— Больше она тебе ничего не рассказывала? — поинтересовался Натаниэль настороженно.
— Нет, не успела. А в чем дело?
Натаниэль вздохнул чуть свободнее.
— Понятно. Нет, она не переживает. Это она так пошутила, Зеев, не обращай внимания. На самом деле она очень довольна, что я неженат. Целыми днями дома, ей не так скучно.
— Да? — разочарованно сказал Баренбойм. — Как же… А я думал… Я ей сказал, что есть приличная…
— …женщина, — закончил Розовски. — С высшим образованием. Обеспеченная. Разведенная. Твоя соседка. Скажи, Зеев, только честно — ты что, открыл брачную контору?
— Почему? — Баренбойм говорил немного растерянно. — Просто знакомая.
— Ах да, извини. У нас матримониальные дела — не бизнес, а потребность души… — Розовски вздохнул. Маркин, слушавший разговор с большим интересом, согласно кивнул головой. — Послушай, — сказал Натаниэль. — Мне нужна твоя помощь.
— А в чем дело? — осторожно спросил Баренбойм. — Что-то случилось?
— Ничего серьезного, что это ты такой подозрительный? Просто ищу одного человека. Думаю обратиться к твоему другу. Как его… Михаил Коган, кажется?
— Миша? — настороженность в голосе Баренбойма усилилась. — Он что, натворил что-нибудь? Не может быть, он же приличный человек… — тут он осекся, вспомнив, видимо прошлогоднюю историю.
— Конечно, приличный, иначе я бы и не спрашивал, — подтвердил Розовски. — Так что? Он все еще работает в «Ежедневной почте»?
— Работает, а что?
— Хочу с ним повидаться. Нужна консультация специалиста, — Натаниэль очень любил произносить подобные фразы. Ничего особенного не выражая, они, тем не менее, создавали у собеседника ощущение серьезности разговора и добавляли ему самоуважения. Вот и сейчас в голосе Баренбойма появились деловые интонации.
— Думаю, можно устроить, — сказал он. — Когда?
— Завтра с утра.
— Пожалуйста, — сказал Баренбойм. — Я ему могу позвонить прямо сейчас и предупредить. Во сколько ты будешь?
— В десять.
— Значит, в десять.
— Ты перезвонишь?
— Зачем? Он мне не откажет. Не волнуйся, можешь смело идти завтра.
— Если бы ты еще объяснил, куда, — сказал Натаниэль. — В газете только почтовый адрес. И телефон.
— Это понятно, — Баренбойм хмыкнул. — Если бы они давали адрес, представляешь, сколько наших бывших сограждан толклись бы там день и ночь?
— Представляю. Так где они находятся?
— Дай сообразить… Значит, так: улицу Швуот знаешь?
— Знаю.