Непреодолимое черничное искушение

Я стояла тогда в спальне своей бабушки, держа в руке письмо и представляя себе, как она писала его – писала человеку, с которым не виделась и не разговаривала больше шестидесяти лет. Была ли это любовь всей ее жизни? Ей было всего восемнадцать, совсем девочка еще. И вот спустя столько лет она пишет ему, чтобы попросить прощения за то, что оставила его. Присев на бабушкину кровать, я разгладила голубой листочек с письмом на коленке: интересно, какой он, этот Чет Каммингс, и что он подумает, когда я вручу ему это письмо? А может быть, он действительно главная любовь ее жизни? Ведь она никогда никому не рассказывала об их романе, хранила его в секрете.

Теперь, завернувшись в мокрое полотенце, в своем номере в «Виктори Инн», я держала около уха трубку и невольно подумала: а какой была бы жизнь моей бабушки, если бы она все-таки вышла замуж за Чета Каммингса? Тогда у нее не было бы огромного дома в стиле Тюдоров с шестью спальнями, и розового садика, и фонтанчиков, и лужайки, на которой трава летом такая изумительно зеленая и так прекрасно пахнет, когда ее стригут. Тогда она осталась бы в Бейконе. И мою мать она родила бы в Бейконе, и мама тоже осталась бы скорей всего тут – и родила меня тоже в Бейконе. И я росла бы за городом, как сельская девчонка, жила бы в крохотном городке, оторванная от всего того, что я так люблю. Я не представляла себе жизнь без своих любимых музеев, джаз-клубов, кофеен на каждом углу, Бродвея, Бруклинского моста – жизнь без всего этого была бы такой блеклой!

– Ты здесь? – спросил Хайден.

Я очнулась и прижала телефон к уху.

– Да, прости. Я просто задумалась о бабушке. О том, что было бы, если бы она осталась в Бейконе.

– Ну, на мое счастье, она не осталась, – сказал Хайден. – А то я бы не встретил тебя.

С моих волос упала капля воды и поползла по губе – я почувствовала соленый привкус.

– Ага, – ответила я. – Это точно.

Я смотрела теперь снова на стрелку компаса. Возможно, мне нужно выяснить все об этой части жизни бабушки. Может быть, я как бы помогу ей таким образом разгадать до конца не разгаданный при жизни кроссворд и сложить все детали пазла воедино.

– Наверно, ты прав, Хайден, – сказала я. – Я должна остаться и передать письмо. Она просила меня об этом – и я обещала, что сделаю, – я обхватила руками колени, прижимая ими телефон к уху. – Но я так скучаю по тебе.

– Я тоже по тебе скучаю.

– Я вернусь завтра вечером, – продолжала я. – В крайнем случае – во вторник.

– Отлично, потому что ужин в пятницу вечером. И я хотел бы видеть там только одного человека со своей стороны.

Пропустить этот ужин я никак не могла: Хайден был включен в число претендентов на премию «Человек года Нью-Йорка» за те проекты, которыми он занимался на протяжении нескольких лет, начиная с Коалиции по борьбе с неграмотностью и заканчивая кампанией по сбору средств для музея Гуггенхейма.

– Не беспокойся, – ответила я. – Я здесь не задержусь. И ни за что на свете не пропущу этот ужин.

Закрыв глаза, я представила себе, как мэр вручает Хайдену эту премию. Я была так счастлива, что он этого добился! И я буду так рада помочь ему в будущем году, когда он будет баллотироваться в муниципальный совет. Хотя ему помощь-то и не нужна особо, на самом деле.

Его отец, Х. К. Крофт, был старшим сенатором от Пенсильвании и главой Финансового комитета Сената. Его дядя, Рон Крофт, был губернатором Мэриленда, избранным на второй срок, а его кузина Черил Хиггинс была представителем конгресса в законодательном собрании Род-Айленда. А его покойная двоюродная бабушка Селия, кстати, была суфражисткой. Помимо стали, на которой они сделали состояние, политика была еще одним семейным бизнесом Крофтов, и они чувствовали себя в ней как рыба в воде. Я достаточно хорошо была знакома с отцом и дядюшкой Хайдена, они оба были очень обаятельными и харизматичными мужчинами, способными очаровать толпу на благотворительном балу или во время визита в хозяйственный магазин. В СМИ уже вовсю обсуждалось решение Хайдена идти на выборы.

– Я так горжусь тобой, – сказала я. И поцеловала телефонную трубку.

Отключившись, я обнаружила, что пропустила звонок от мамы. Сердце у меня затрепетало, как хвост вытащенной из воды рыбы. Я не могла с ней пока разговаривать. По крайней мере – сейчас. У мамы всегда было это шестое чувство – она непостижимым образом чувствовала, что со мной что-то не так, а мне не хотелось ее расстраивать рассказом о том, как я свалилась в океан и чуть не утонула. И уж точно я не собиралась делиться с ней информацией о том, как целовалась с совершенно незнакомым мне мужчиной. Она, пожалуй, так разволнуется, что примчится сюда своей собственной персоной. Поэтому я решила отправить ей смс-сообщение: «Все хорошо, гостиница отличная, позвоню тебе попозже, люблю-целую». Конечно, я чувствовала себя виноватой перед ней, что уж там. Это ведь была только часть правды. Большая часть – но далеко не вся правда. Но я позвоню ей завтра, обязательно – и тогда мне будет, что ей рассказать.

Я переключила воду на душ.