В ресторане через дорогу как всегда было шумно. Играла музыка, мигала яркая подсветка и на стоянке у входа парковались шикарные авто. Отсюда не видно было, чьи, но Лельке вдруг показалось, что она видит белый внедорожник Рустема. Сердце предательски заныло. Неужели он тут? Общается с Дато, тусит, проводит время с друзьями, а может быть, даже с женщинами. А не с ней. Захотелось пойти туда, дождаться, пока он выйдет покурить, высказать ему все, что скопилось в душе. Лелька с трудом себя сдержала. Что это решит? Опять унижаться и выглядеть дурой? Ну уж нет!
***
Дато знал толк в удовольствиях. Впервые с юношества Рус прибегнул к запрещенным средствам снятия стресса. Ощущение лёгкости, максимального расслабления и при этом обострение всех чувств. Ему стало легко, впервые за этот месяц.
Оставляя свой белый внедорожник у ресторана, он с трудом сдержался, чтобы не смотреть на её дом. Потому что был в таком состоянии, когда ещё чуть-чуть и гордость отправится к черту, а он окажется на шестом этаже у её двери, обитой стареньким дерматином. Нельзя!
Дато встретил его на стоянке, отвлёк и увёл. Поздравлял со сватовством, убеждая, что Амина — прелесть, конфетка, чудесная девочка, как раз та, кто нужен Алимову. Рус слушал, но судя по всему, не слышал, был где-то далеко.
— Расслабиться хочешь? — Спросил друг. — Давай, тебе нужно.
И Рустем кивнул, осознанно выбирая этот способ снять стресс. Дальше вечер потек легко, разговоры лились непринужденно. Шутки и смех, симпатичные девочки окружали их. Марины не было. Рустема почти отпустило. Он вдруг решил, что пусть все будет так, как есть. На некоторые вещи невозможно повлиять.
Музыка давила на уши, и захотелось выйти на улицу, глотнуть свежего воздуха. Он вышел на крыльцо. И уже с интересом посмотрел на дом напротив. Прищурился, считая этажи. Один, два, три… пять, шесть. В прямоугольнике оконного проема было темно и только догорающий закат скользнул по стеклу красноватым отблеском. Скользнул и растворился в темноте ночи.
Рустем не заметил, сколько простоял вот так, сколько сигарет скурил. Сквозь тонкую ткань рубашки, рукава которой были закатаны до локтей, пробирался свежий ветерок. Он озяб.
Хотел уже вернуться назад, когда вдруг на той самой спортивной площадке, на которой однажды рано утром впервые увидел Булочку, качающую пресс, заметил двоих. Одна фигура была мужской, грузной, бесформенной, другая же… Он мог отдать руку на отсечение, что это была она. Длинная коса болталась за хрупкой спиной, спускаясь ниже лавки. Кровь ударила в затуманенную голову.
Рус наблюдал, как двое сидят и не знал, как быть. Подойти сейчас? И что он ей скажет? Как посмотрит в глаза? Он считал ее виноватой и обещал, что назад пути нет. А теперь вдруг явится пред Булкины очи?
Она вдруг встала и пошла к подъезду. Парень вскочил и посеменил за ней. И Рус вдруг решил, что или сейчас, или больше никогда. Он бросил окурок, кажется, даже мимо урны, и не сводя с Лельки глаз, решительно пошел к ее дому.
Глава 27. Сердце, разбитое вдребезги
Лелька уставилась в телефон. Только что Гюнай выложила фото со Сватовства. На картинке девушка увидела чай и сладости. Подпись гласила, что чай у Хасановых очень вкусный — ароматный и сладкий. Лельку окатило горячей волной. За эти две недели своих страданий и бесцельного лежания на топчане она успела вычитать все об азербайджанских свадебных церемониях. Сладкий чай означал только одно: сватовство состоялось, и невеста ответила согласием.
Прямо сейчас, в этих летних июльских сумерках рухнула ее последняя надежда. Надежда на то, что Рустем откажется, что он выберет ее, что у них есть еще маленький шанс на счастье.
Словно привидение она поднялась и пошла к подъезду.
— Лель, ты куда? — Растерянно проговорил Виталик и вскочил с лавки вслед за ней в попытке догнать.
— Домой. Надышалась. — Бросила Лелька.
Дышать ей как раз-таки было нечем. От осознания, что все сейчас катится в пропасть, она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Хотелось реветь, слезы щипали глаза, но только не перед соседом. Неуклюжие утешения от Витали — то еще удовольствие. К тому же, был риск облаять незадачливого ухажера от злости и обиды, которая росла пропорционально осознанию всей ситуации. Ей бы проораться, повыть, порыдать, чтобы выпустить все эмоции наружу. Да только не в чистом же поле она живет, а среди людей. И ночь на дворе, все спят.
Лелька дошла до подъездной двери, выудив из кармана ключ от домофона. Виталя привычно тащился рядом. Где-то в кустах черемухи у крыльца заливисто пела ночная птица. Хорошо быть вольной птичкой — нет никаких правил и дурацкий обещаний, никаких страданий о несчастной любви. Летай себе, где хочешь, вей гнездо, чирикай.
— Лель! — Разорвал тишину июльской ночи голос, знакомый до боли.