Читаем Непрерывное восхождение. Том 1. Сборник, посвященный 90-летию со дня рождения П. Ф. Беликова. Воспоминания современников. Письма Н. К. Рериха, Ю. Н. Рериха, С. Н. Рериха. Труды полностью

Несмотря на глубокие знания, он все-таки советуется, делится планами, задает вопросы. Сначала ему хотелось показать рост личности Николая Константиновича, и для этого он собрал из юношеских дневников Рериха упоминания об ошибках и недостатках. Но и это не дало правдивого образа, пришлось переписать. Не так легко даются литературные, живые образы, но Павел Федорович не отступал.

Жизнь его не пощадила. Эмоциональный по натуре, прирожденный борец, он старался защищать от любых нападок дело Рериха. Чуткая его природа не выдержала после поездки на Рериховские чтения, проходившие в Новосибирске в 1979 году, и он получает тяжелый инсульт. Несмотря на это, чуть оправившись, снова пытается писать. Если не слушается рука, то на машинке. Каждый день старается гулять на воздухе, уже с палочкой, и силы возвращались. Но жизнь нежданно оборвалась, и книга осталась неоконченной.

Но уйти среди работы – значит продолжить дело и в другом мире. Вижу его всегда перед глазами: неугомонного, полного энергии, со сверкающими глазами, с красивым, одухотворенным, улыбающимся лицом.

Рига, май 2001 г.

Евгений Маточкин

Зажигающий миры-звезды…

Моя память о Павле Федоровиче Беликове окрашена каким-то ореолом чудесного. Мне иногда кажется, что, наверное, таких людей в народе называют волшебниками. И вовсе не потому, что они совершают какие-то чудеса или осыпают себя и других златом-серебром. Напротив, всегда скромные, в бесконечных трудах, умеющие наставить человека на правильный путь и всегда появиться там, где они более всего нужны. Нет, у него не было никакой волшебной палочки и не было былинной богатырской силы, хотя чем-то он и походил на Вольгу и Микулу. Просто по духу он был таким же богатырем и так же смело шел в бой, и вел за собой других. У него было такое ясное понимание жизни, что всякий раз его слова и мысли попадали в самую «точку» и производили самое необходимое действие. Недаром Николай Константинович Рерих говорил, что нет большей сказки, чем сама жизнь. Здесь мне и хотелось поделиться своими, если можно так сказать, «сказочными» воспоминаниями, которые поверх обыденного и внешнего более всего характеризовали необычность и внутреннее богатство этого Человека.

В 1975 году у нас в Новосибирском Академгородке состоялась юбилейная выставка картин Н. К. Рериха. Все работы уже были развешаны, и днем предстояло открытие. Рано-рано утром я поехал встречать Павла Федоровича, прилетавшего самолетом. Мы ехали с аэродрома в машине. Дорога шла по ровным полям, и что было удивительно – там, на востоке, где еще только занималась заря, стояли… Гималаи. Да, они были точно такими, как их рисовал Рерих – сияющими, светло-зелеными на розовом фоне восхода. Какой-то рациональный голос шептал мне, что это вовсе не горы, а обычные облака, но я старался не слушать его и не терять чудесного ощущения, тем более что наша встреча была столь радостна и возвышенна, что «опускаться на землю» не было никакого смысла. Пожалуй, не менее удивительным было то, что и эти сказочные Гималаи, и мой собеседник казались мне представителями одного мира – светлого и прекрасного. И поныне образ Павла Федоровича неразрывен у меня с этим гималайским обрамлением, – может быть, еще и потому, что, часто бывая с ним среди картин Н. К. Рериха, я замечал, что его облик очень естественно «вписывался» и сливался с горным миром, созданным великим художником.

В то время меня очень занимала рериховская космология. Я, как физик, был воспитан на теории «большого взрыва», и мне с трудом давалось его понятие Беспредельности. С этим-то «больным» вопросом я и обратился тогда же к Павлу Федоровичу. Точного ответа я не помню. Да в той атмосфере главное было вовсе не в словах. Острие же проблемы было снято. Он посоветовал мне познакомиться с трудами В. И. Вернадского, А. Л. Чижевского, а затем прислал по почте небольшую книжицу К. Э. Циолковского «Монизм вселенной», изданной автором в Калуге в 20-е годы. Заинтересовавшись, я выписал из «Ленинки» и другие брошюры основоположника космонавтики. Все они прежде всего поражают своей необычностью – тем, что написаны не холодным умом, а каким-то «шестым» интуитивным чувством. Циолковский всегда считал, что сначала идет мечта, фантазия, сказка, а за ними неизбежно шествует научный расчет, и потому не смущался писать о самом влекущем, пусть на данный момент и не достаточно обоснованном. В этом прелесть его по-детски наивных и в то же время провидческих работ. После долгих лет забвения эти его неординарные труды сейчас оживленно обсуждаются на Циолковских чтениях в Калуге.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное