Непридуманная история Комсомольской правды

«В любом случае, она лучше цыгана, – подумал я. – Хоть помоюсь у нее по-человечески».

Я с несвойственным мне практицизмом подумал, что это совсем неплохо первое время пожить у этой девчонки: пудинг с горячим кофе по утрам, «Монинг стар», телевизор, домашние тапочки.

– Только ты возьми вина и что-нибудь поесть, – попросила она, когда мы наконец-то покинули бар. – А то у меня совсем пусто в холодильнике.

5

Я купил в пакистанской забегаловке кебаб, плов с овощами в контейнере, цыпленка жареного и две бутылки вина, и мы пошли к ней домой. Дом Джули находился недалеко от железнодорожного терминала в Бакинге. Это был такой двухэтажный дом, типа барак, с внешней стороны которого, по второму этажу, крепился сплошной металлический балкон, на который выходили двери квартир.

Во дворе вызывающе и дерзко болталось на ветру женское белье, развешанное на веревках. Мы поднялись на второй этаж. Сказав, что живет одна, Джули несколько поскромничала. В квартире сидели прямо на полу человек шесть лохматых и асоциальных парней да девчат. Мое появление поначалу было воспринято равнодушно, но когда я достал вино, все меня сразу возлюбили.

– Они скоро уйдут, – пообещала мне тихонько Джули.

Некоторые люди и вправду уходили, но зато приходили другие. Огромный бородатый малый по имени Хью только успевал забивать косяки с марихуаной. Он был забивающим. Меня эти ребята, как почетного гостя, ни разу не обошли, всегда пятачок оставляли. Они называют наивно марихуану Joint. Меня с него сразу пробило на сон, поскольку у шумного, блюющего цыгана я совсем не спал. А этих людей пробило на мою жратву. Они чавкали и веселились как дети. И знаете, что их так веселило? Они с шумом выпускали ветры. («Fart» называется). Такая вот забава у английской молодежи. Каждый выхлоп они сопровождали комментариями. Один, например, объявлял, как провинциальный конферансье: «Иоганн Себастьян Бах! Брандербургский концерт!» И шарахал вакуумным обертоном во всю свою английскую мощь. И тогда вся компания ухахатывалась, схватившись за животики от подобной ректальной медитации. Они постоянно ожидали прихода какого-то неведомого Баркли. «Вот придет Баркли, ты тогда умрешь от смеха!» – предупреждали они меня. Неужели он будет пердеть еще смешнее? Но Баркли так и не пришел, и я, как видите, остался жив. Джули вскоре заснула, утомленная вином, сгруппировавшись в жалкий комок плоти на краешке диванчика. А я сидел в углу, борясь со сном. Всю ночь мы «просекались в зелень». Похоже, тут было шоу похлеще, чем у цыгана. К тому же, кому-то в голову пришла мысль проветривать помещение. Из растворенного окна хлестал ветер, развевая мои волосы.

Гости разошлись только под утро. И тогда я, не снимая одежд своих, пристроился к Джули на диван, без злого умысла, а только лишь ради удовлетворения своего мужского начала. Страшный треск, раздавшийся откуда-то из поднебесья, заставил меня содрогнуться. В воздухе заклубились в броуновском вихре букеты ароматов пудинга, бекона, гусиного паштета, гамбургера, чизбургера, стейка, тунца, эля, виски, вина, жвачки, чипсов. Спустя мгновенье, осознав первозданную, бесстыдную природу этого звука, я напрочь отказался от еще недавно занимавшей меня блудливой затеи и заснул глубоким, безмятежным сном изможденного путника. Как ни странно, сквозь сон я почувствовал ее жадные, ласковые прикосновения, но вырваться из рук Морфея мое Инь было не в силах. Меня разбудил вызывающий, дерзкий, богатырский храп. Он принадлежал Джули. Голова моя гудела, как надтреснутый колокол. И главное – во рту было сухо. Я попытался растолкать Джули, чтобы узнать, в котором часу в этом доме подают кофе, но, увы, бесполезно. Тогда я стащил с сонной англичанки портки, и стал с невиданным негодованием обманутого апостола попирать ее достоинство. Я совершал акт любви с некоторым отвращением, зато с далеко идущим замыслом. Так делает свою работу добросовестный золотарь, зная, что после этого он получит премию. Мне позарез нужно было покорить ее своей космической мощью, чтобы она умоляла меня остаться у нее жить! Мне необходимо было застолбиться в этом доме. Я не хотел возвращаться к цыгану. Двадцать минут мы лежали без движения, тяжело дыша, как два изнуренных дистанцией марафонца.

– Thank’s! Good for you! – прошептала она и полезла благодарно целоваться, будто я был Папа Римский. Пахло от нее табаком, потом и бодуном. Я стоически выдержал поцелуй взасос, встал, справил светлую, утреннюю нужду, принял душ, вытерся бурым полотенцем (что они им вытирали – можно было только по запаху догадаться). Посидел немного на кухонке, в ожидании английского завтрака, пошарил безрезультатно в пустом холодильнике. А, услышав из комнаты джентльменский храп Джулии, встал и потихоньку покинул этот гостеприимный дом.

6