Непридуманная история взросления

Идя по деревянному мосту, мама крепко держала меня за руку и фактически тащила. Каждый шаг давался мне с трудом, и я все делала медленно, преодолевая страх. Мама злилась. В некоторых местах доски были сломаны посередине или вообще отсутствовали, поэтому приходилось перешагивать через бурлящую внизу пропасть, это еще более затрудняло движение. Я все время представляла, что наступаю на доску, она переламывается от моего веса, и я лечу вниз в черную мокрую бездну, торчащая из воды трава хватает меня за руки, за ноги и тянет на дно. Я представляла эту картину и начинала задыхаться по-настоящему. Мама продолжала злиться, тянуть меня вперед и ругаться.

Я просила маму не ходить по мосту, потому что боюсь.

– Давай лучше по тому пойдем, где машины ездят, – просила я ее.

Это был крюк в несколько километров и уставшей маме не хотелось тратить дополнительные усилия из-за капризов пятилетки, тем более капризы шли один за другим нескончаемым потоком.

– Не выдумывай, это всего лишь мост, – отмахивалась мама и продолжала ежедневно таскать меня туда и обратно.

С мамой мы никогда не были близки, она просто отказывалась меня слушать и всегда поступала так, как сама считала правильным.

– Ты должна понять маму, маме тяжело, маму надо жалеть, маму надо слушать, – твердили в мои детские уши все, кому не лень.

– Но я же тоже чего-то хочу, – отвечала на это моя детская непосредственность.

– Ты ребенок, чего ты можешь хотеть? Конфетку? Мороженку? Мама взрослая и лучше знает, что тебе нужно, вырастешь, еще спасибо скажешь, – потрепав меня за щеку, поучала соседка тетя Таня.

Всю жизнь мне казалось, что мы с мамой говорим на разных языках. Она жила в каком-то своем мире, всеми силами стараясь дать мне все самое лучшее – дорогие, вкусные конфеты, нарядное заграничное платье или модную игрушку, которую достать было практически невозможно. Взамен требовалось быть хорошей девочкой и вести себя как взрослая.

– Разве я многого у тебя прошу, посиди спокойно, не балуйся, все устали, это не повод так себя вести, – говорила мама спустя час тряски в пыльном душном рейсовом автобусе. – уже половину проехали.

– Половину? Только половину?

И я снова закатывала истерику.

Школа

Белый бантик в волосах, белый фартучек, белые гольфы, красное платье и букет гладиолусов, а рядом со мной нарядная и красивая мама – так мы стояли на первой в моей жизни школьной линейке. Все дети вокруг, как один были в коричневом или черном, и только я в красном, но ничего плохого я в этом не находила, наоборот, так я чувствовала себя особенной, более значимой.

Уже через месяц, я сидела на диване за журнальным столиком и старательно выводила в тетрадке красивые буквы, когда вместо любимых бабушкиных сериалов все телевизоры страны показывали «Лебединое озеро». По центру Москвы ехали танки и стреляли в Белый дом. Папа часто курил и чаще прежнего смотрел новости, хотя мне казалось, что чаще смотреть их просто невозможно.

Семейные вечера у нас проходили всегда одинаково, каждый раз после ужина мы всей семьей садились перед телевизором, у которого было шесть каналов – первый, второй и еще какие-то, которые либо показывали плохо, либо не показывали вообще. А первый и второй каналы вместо развлекательных, познавательных передач каждый день транслировали криминальную хронику.

– Нам обязательно это смотреть? Я хочу мультики, – говорила я.

– Нет, мы будем смотреть новости, я хочу знать, что творится в нашей стране и мире, а мультики ты и так уже видела, – отвечал папа, указывая пальцем на целых пять видеокассет с мультиками и продолжая с серьезным видом листать газету.

Так и получалось, что каждый вечер я играла в куклы под сообщения о кровавых убийствах, найденных изувеченных останках, взорванных машинах, стрельбе, грабежах, разбое и насилии. Это было своего рода обыденностью.

Когда я училась в младших классах, дедушка каждый день забирал меня из школы. У него были ботинки с металлическими набойками, они стучали громко-громко. Забавно, я всегда слышала издалека, что за мной идет мой дедушка. Он забирал меня из школы, и мы на трамвае ехали к нему домой. Я делала у них с бабушкой уроки, играла, пекла печенье и смотрела ее сериалы, которые мне казались ужасно скучными.

С дедушкой было интересней. С юности он увлекался фотографией, и у него было много различной техники, бутылочки с реагентами, фотобумага. Он проявлял пленку в ванной, там же на веревочках сушились готовые снимки. Я любила закрываться с ним в ванной и в полумраке, замерев от любопытства, смотреть, как творится волшебство.

Много лет прошло с тех пор, но в маленькой комнатке без окон под самой крышей нашего дачного домика хранятся огромные чемоданы фотографий из папиного детства и юности, моего детства, с наших совместных поездок на море, семейных посиделок. Дедушка любил фотографировать людей. И теперь с черно-белых снимков смотрят на меня счастливые молодые лица людей, которых я не знаю или уже не помню.