– И что, у тебя нет ни одной свободной минуты? Извини, но мне нечем тебя угостить. У нас тут сплошная минералка. Если хочешь, то пожалуйста… Нет? В самом деле? Я украл у тебя сигарету. Уйдешь, я проветрю. Правда, мать все равно мигом унюхает, можешь не сомневаться. Ничего, скажу, с улицы натянуло. Она подозрительная, как не знаю кто, но обмануть ее пара пустяков. Как там поживает чета Кере? В последний раз, когда мы с тобой встречались, он вроде бы поступил на службу в какое-то частное заведение… Нет, погоди, его оттуда попросили, так ведь.
– Будто не знаешь, – ухмыльнулся Эрве. – Ты же к нему как банный лист привязался. Все верно, его недавно уволили. Я же тебе звонил.
– Да что ты говоришь! – с иронией в голосе изображает удивление Ронан.
– Не совсем так, – поправляется Эрве. – Он ушел оттуда по собственному желанию. Если это, конечно, можно назвать собственным желанием. Тут ведь без тебя явно не обошлось, припомни-ка.
Ронан умиротворяюще взмахнул рукой.
– Ладно, ладно! Если ты настаиваешь. Просто, видишь ли, захотелось предупредить человека. Директор имеет полное право знать, что у него за работник. А уж если Кере вздумалось после этого навострить лыжи, то это его личное дело. Только не устраивай мне сцены, мучаясь угрызениями совести. Я не просил тебя служить мне почтальоном.
– А я бы, скорее всего, отказался.
– Так я и подумал. Поэтому предпочел отправить письма прямо отсюда. Как говорится, от производителя на стол потребителя.
– Письма?! – восклицает Эрве. – Ты несколько послал?
– Два. И сам их опустил.
– Чтобы уж точно не промахнуться?
– Ага! Как на охоте. Пиф-паф! Да что такого случилось? Он опять без работы? Пора бы и привыкнуть, скажешь нет? Да ничего ужасного. Безработица – обыкновенная болезнь, как и всякая другая. Вот проведи он десять лет в тюряге, подобно мне, тогда другое дело, мог бы жаловаться. А потом, в конце концов, я ведь тоже без работы. Смешно тебе, да?
– Это разные вещи, – пытается возразить Эрве.
– Ах вот как ты считаешь! Тогда подскажи, где мне устроиться с моей тюремной ксивой.
– Да всем известно, какое у вас состояние.
Ронан оборачивается к портрету отца – медали, фуражка с кокардой, гордый вид – и по-военному козыряет.
– Твоя правда, – признает он. – Накопил деньжонок, старый хрен. Да только в своей неуемной любви к Республике навкладывал куда попало, и с тех пор нас порядком подкорнали. Лучше бы шлюху взял на содержание.
– Не стоит так волноваться, – шепчет Эрве.
– А я вовсе и не волнуюсь. Просто говорю, что нечего Кере особенно плакаться.
– Посмотрел бы ты на него, не стал бы такое говорить. Исхудал весь. Одежда висит как на вешалке. А его новая работенка вряд ли ему поможет.
Ронан схватил Эрве за руку, он часто так делал, когда был чем-то сильно взволнован.
– Какая работенка? Погоди, дай-ка мне еще одну сигаретку. Тебя сегодня убить мало. Каждое слово приходится клещами вытягивать. Что за работенка?
– Это Элен…
– Уже Элен, быстро ты! – перебил друга Ронан.
– Так проще. На ее работе только ведь и делают, что языками чешут, вот она и узнала, что некий служащий отдела похоронных принадлежностей ушел на пенсию.
– Ты чего, да мне начхать на это!
– Но это и есть его новая работа! Он служит распорядителем.
– Что?! Тем типом в черном, который выстраивает родственников и… потом… Шутишь?
– Вовсе нет. Кере согласился.
От приступа безумного смеха Ронан едва не согнулся пополам. Он хрипит, будто задыхается, и лупит себя кулаками по ляжкам.
– Ну, умора! Ты небось вздумал наколоть меня.
– Честное слово.
Наконец Ронан выпрямляется, утирает глаза рукавом и, немного успокоившись, говорит:
– Если вдуматься, то это именно то, что ему нужно. Пусть помаленьку привыкает. Ты видел его в деле?
– Нечего ржать тут, – раздраженно отзывается Эрве. – Эта новая работа у него в печенках сидит. Вначале он наотрез отказывался. И ей-богу, я его хорошо понимаю.
Ронан напускает на себя оскорбленный вид.
– Нет плохих работ, – проникновенным голосом произносит он. – Ты что-то вдруг снобом заделался. Я, например, был бы счастлив поработать распорядителем в похоронном бюро.
Ронана сотрясает новый приступ смеха.
– Я не виноват, – говорит он, отсмеявшись. – Но разве не потеха? Я будто воочию вижу, как он склоняется в глубоком поклоне, шаркает ножкой… Пожалуйста, сюда, мадам… мсье… Следуйте за мной… Он, похоже, попал в свою стихию, парень.
– У тебя что, сердца нет? – не выдерживает Эрве.
Лицо Ронана заметно мрачнеет.
– Никогда больше не употребляй подобных слов, – шепчет он. – Ты сам не понимаешь, что говоришь.
Он встает и обходит гостиную, как больной в приемной зубного врача, пытающийся забыть о боли. Потом возвращается и садится.
– Ладно. Рассказывай дальше. Я слушаю.
– Мне больше нечего рассказывать. Мне кажется, он там долго не протянет, только и всего.
– Да что ты в самом деле, кланяйся себе перед покойничком, поклоны бей, тут семи пядей во лбу иметь не надо.
– Да, но ты подумай об унижении.
– По унижению – это я собаку съел, забыл, что ли? Ладно, проехали. Где он там устроился? В какой фирме, я хочу сказать? В Париже не одно ведь похоронное бюро.