Неприличное предложение

— Ты прекрасно знаешь сколько стоит моя компания. И я прекрасно знаю. Поэтому давай не будем играть в игру «кто перетянет одеяло на себя». Я даю честную цену, ты не пытаешься её сбить — и мы оба сохраним свои интересы. Я выбрал тебя, Платон, только потому, что знаю: ты работаешь, а не страдаешь хернёй. Нам обоим ещё попортят кровь, как только пройдёт слух, что я продаю «Таймснэк», — сказал он при первой встрече.

И во всём оказался прав. Компанию лихорадило, цены то падали, то взлетали. Казалось, сделку трижды можно было заключить по цене ниже названной. Дважды струсить, когда цена на «Таймснэк», наоборот, взлетала до небес, и отменить. Но они оба упрямо стояли на своём: Прегер не дрогнул, и Гольдштейн не предпочёл предложение выгоднее.

— Я просто хочу знать, кто эта крыса, что грызёт зерно в моём амбаре и гадит. Да и тебе не помешает освежить ряды своих людей, Платон. Люди имеют свойство наглеть, терять совесть и порядочность, особенно когда долго сидят на одном месте, — скрестив покрытые старческими веснушками бледные аристократичные кисти, сказал ему Гольдштейн при последней встрече.

Они договорились, что Прегер будет называть разным людям из своего ближайшего окружения разные города и суммы сделки. А для Гольдштейна это будет пароль, по которому нетрудно будет отследить откуда уходила информация.

— О, ты удивишься, когда узнаешь результат. Обещаю, — похлопал его по плечу Гольдштейн, прощаясь.

И Прегер уже не переставал удивляться, когда сначала начал подозревать Селиванова и начальника безопасности, потом — жену. Теперь он честно мог признаться, что его паранойя цветёт буйным цветом, как жасмин в эти тёплые июньские дни, когда о сделке его спросила Божена. Платон вида не подал, но уши, как тот сторожевой пёс, навострил.

И подтверждение того, что основания для сомнений были, принёс безопасник.

— Это внук Гольдштейна, которого вредный дед исключил из завещания, — ткнул он в фотографию, где Божена кокетничает с белобрысым парнем в кафешке. — Они познакомились во время вашей поездки в Лос-Анжелес. И до сих пор переписываются.

— Ясно, — хмыкнул Прегер и начальника безопасности отпустил.

Походил из угла в угол, переваривая полученную информацию. О том, что невзрачный мятежный отпрыск Гольдштейна случайно оказался в той кофейне не могло быть и речи, но окончательные выводы всё же ещё делать было рано.

Прегер задумчиво поскрёб щёку и пригласил детектива.

— Ну, а ты мне что скажешь? — посмотрел он исподлобья на Тополева. — И лучше начни с хороших новостей, Стас. Плохими я уже сыт по горло.

— Я, мой друг, сообщаю факты, хорошие они или плохие — это ты решаешь сам, — усмехнулся детектив.

— Ну давай тогда свои факты, — устало упал Прегер в кресло.

— Сначала, если позволишь, у меня к тебе пара вопросов.

— Валяй, — заскрипел кожаной спинкой Платон, расправляя плечи.

— Как получилось, что ты вытащил Селиванова из тюрьмы?

— В Мексике-то? — хмыкнул Прегер. — Элементарно. Заплатил залог. — Он вздохнул, вспоминая. — Ещё в ту пору, когда мы только начинали с Зарецким, был у нас компаньон, совладелец холдинга «Лион Интернешнл Групп» Лёва Измайлов, благодаря которому мы и попали в игорный бизнес. Когда вышел чёртов закон, мы «Платан» прикрыли, а Лёва сначала ушёл в тень, а потом уехал в Штаты, создал инвестиционную группу и стал большим человеком.

— Которому свойственны маленькие слабости? — уточнил Тополев.

— Как уж он попал под облаву в этом притоне, какой дури обдолбался и какого чёрта вообще делал в Веракрусе, я не спрашивал. Он позвонил и попросил помочь ему и товарищу, которого нашёл подыхающим в тюряге. Мы же, русские, как известно, своих не бросаем. Вот я и выкупил обоих. Его и Селиванова.

— И не разу не спрашивал у Григория что он там делал?

— А смысл спрашивать? — хмыкнул Прегер. — Я проверил. У него была та же пустяковая статья, что у Измайлова. Только заплатить «выкуп» было некому. Он же у нас волк-одиночка, сам по себе. Измайлов, как вышел, предлагал отдать за него долг, лечение оплатить: Селиванова избили, заточкой лёгкое проткнули, раны загноились, начался сепсис. Мне его на руки уже почти в бессознательном состоянии выдали. Но Григорий предпочёл отработать. Вот и работал. Верой и правдой. У меня к нему претензий до этой возни с «Таймснэком» не было.

— А, может быть, зря, — положил Тополев перед Прегером копию вырезки из газеты.

Прегер поморщился: смотреть на тело растерзанной девочки, хоть фото для печати старательно отретушировали, было больно.

— Стас, зачем ты туда полез? Убийство его сестры — дело давно минувших дней.

— И хорошо, что минувших, — положил он перед Платоном ещё одну вырезку.

— Я не знаю испанский, — скривился Платон.

— Там ниже перевод, — невозмутимо парировал Стас.

— Смерть в мексиканской в тюрьме… бла-бла-бла, — читал Прегер вслух, — гражданин России, — он прищурился, сверяя перевод с испанскими буквами. — Алехандров… Был найден повешенным в камере… В смысле Александров? — поднял Прегер глаза на Тополева.