Непримкнувший. Воспоминания

Однако так не произошло: и партия, и народ снова оказались перед лицом единоличной власти. Причем новая система единовластия – хрущевщина – оказалась неизмеримо хуже и еще более отталкивающей, чем это было при Сталине.

Сталин при указанном выше тяжком пороке обладал многими выдающимися данными вождя. Он был всесторонне образованным марксистом; он прошел легендарную школу политической борьбы, закалку в политических ссылках и тюрьмах; он был мудр и нетороплив при решении сложных вопросов; объективно всеми своими помыслами он был верен своему народу, фанатически предан идее коммунизма, полностью отрешен от всяких личных меркантильных интересов.

Хрущев, как вскоре показало время, лишен был возвышенных коммунистических идеалов и нравственных принципов. На историческую авансцену, расталкивая всех локтями и ногами, пробивался невежда, который за многие предшествующие годы руководящей работы в совершенстве овладел наукой интриганства. Очень по душе ему пришлась и подкупающая философия князя Галицкого:

Кабы мне дождаться чести

На Путивле князем сести,Я б не стал тужить,Я бы знал, как жить.Я б им княжеством управил,

Я б казны им поубавил,Пожил бы я всласть,Ведь на то и власть!

Но я забегаю вперед… Итак, мартовский Пленум ЦК взял курс на сверхцентрализацию. В результате А. Микоян стал возглавлять объединенное Министерство внутренней и внешней торговли. М. Сабуров был поставлен во главе гигантской машиностроительной «империи», которая объединила четыре бывших машиностроительных министерства. Такое же колоссальное объединенное министерство в области электростанций и электропромышленности возглавил М. Первухин.

Скоро опыт показал, что эти громадные экономические «империи» оказались трудноуправляемыми, и понадобилась очередная хозяйственная реформа – разукрупнение министерств и создание более дифференцированных центров хозяйственного управления.

Быстро решив все заранее подготовленные вопросы, члены Президиума ЦК тянулись к Дому союзов.

Уже трое суток, днем и ночью, могучие людские потоки из прилегающих площадей и улиц вливались в Колонный зал. Столько неподдельного людского горя на лицах, столько слез и рыданий! Словно страна провожает родного отца. По полсуток и более выстаивали люди на мартовском ветру и холоде, чтобы отдать последнюю дань уважения своему вождю.

К гробу шли не только советские люди. Со всего мира устремлялись в траурную Москву правительственные делегации, государственные и общественные деятели поклониться праху усопшего.

Я часто отрывался от редакционных дел и ехал в Колонный зал для встреч и бесед с различными деятелями нашей страны и мирового коммунистического движения. Они здесь: сосредоточенные, с тяжкими раздумьями на лицах.

Вот у гроба стоит китайская делегация во главе с премьером Госсовета Чжоу Эньлаем. Лидер Итальянской компартии Пальми ро Тольятти. Представители польского народа – лидер Польской рабочей партии Болеслав Берут и маршал К. Рокоссовский. Президент Чехословакии Клемент Готвальд. Старый деятель Коминтерна и Венгерской компартии Матиас Ракоши. Руководители Германской Демократической Республики Вальтер Ульбрихт и Отто Гротеволь. Председатель Совета Министров Румынской Республики Георге Георгиу-Деж, Генеральный секретарь Болгарской компартии Червенков, премьер Финляндии Урхо Кекконен, Председатель Всеиндийского Совета мира Китчиу, легендарный трибун испанской революции Долорес Ибаррури – пламенная «Пассионария», лидер итальянских социалистов Пьетро Ненни – все, все здесь.

А в Париже и Пекине, Праге и Бухаресте – в тысячах городов мира сотни миллионов людей выходят на улицы, на траурные митинги.

В последний день великого прощания в Москве произошла трагедия. Правительственной комиссией Хрущева было объявлено, что доступ в Колонный зал будет прекращен в два часа ночи. А людской прилив к Дому союзов все усиливался. Забита была до отказа Большая Дмитровка. Затем человеческий поток загибал по бульвару к Трубной площади. В котловине этой площади число людей все множилось. Между тем со Сретенской возвышенности толпы все подходили. У самого крутого спуска к Трубной площади были заградительные заслоны. Но им все труднее было сдерживать напор людской лавины с улицы Кирова, площади Дзержинского, Колхозной площади. Уже слышались стоны теснимых рядов, просьбы о помощи, крики грозных предупреждений. Но – поздно! Бушующий людской океан был неуправляем.

И вот заслоны на крутом спуске со Сретенки к Трубной площади были смяты и опрокинуты. Огромное количество людей было сбито с ног; их топтали и душили те, кого теснили наступающие. Трещали грудные клетки. Искаженные ужасом рты сотен людей раздирались воплями. Пронзительные крики о помощи к своим мамам тех ребятишек, которые двигались к Дому союзов верхом на плечах у своих отцов, заглушались каким-то истошным ревом сплющиваемых или раздавливаемых, как скорлупа грецких орехов, здоровенных мужчин.