Дело происходило во время перемены, после того самого весёлого занятия. Налопавшись в буфете гамбургеров и миндальных пирожных с чаем, мы расположились в холле второго этажа, на длинной скамейке, возле «зелёного уголка», состоящего из двух больших пальм и множества разнообразных цветов. Директор называл это место более продвинуто – «Флора-сектор». Темой нашего разговора, естественно была мисс Уолш. Она оказалась куда лучшим преподавателем, чем её предшественник (хоть иногда и терялась, поскольку была педагогом первый год). Трое человек всё же смогли выполнить предложенное ею задание, ещё двое допустили ошибки и не получили оценок, и только Стефан «пролетел» по полной программе, – его запредельно глупые ошибки вызвали аномальный приступ смеха у присутствующих, что привело к довольно предсказуемому результату. Похоже, мисс Уолш оказалась единственной, кто сумел остудить пыл нашего «оратора».
Впрочем, меня сейчас волновало другое: на этой перемене, мы с Шейном планировали незаметно для всех провести операцию по проникновению в подвал и обследованию на предмет жутковатых звуков, доносившихся из него, чтобы окончательно выяснить, в чём тут дело. Но Шейн, как назло, запропастился неизвестно куда. Его также не было с нами в буфете. «Ладно, – решил я, – пойду хоть разведаю обстановку. Не снуёт ли там Мокридж?»
Убедившись, что ребята по-прежнему заняты обсуждением произошедшего эпизода, я незаметно скользнул в сторону лестницы.
На первом этаже, как ни странно, не было ни души. Отлично, это как раз мне на руку. Прокравшись на цыпочках к подвалу, я приложил ухо к двери. Тишина. Простояв в таком положении минут семь, я призадумался: не придумали ли мы пугающую историю сами себе? Мало ли что может происходить в старом подвале! В конце концов там может хранится какой-нибудь учебный реквизит, и персонал просто периодически спускается туда, чтобы отыскать нужную вещь.
«С чего я вообще воспринял всерьёз россказни Шейна?» – запоздало подумал я, «он всего лишь разыграл меня, а мне, словно трусу, кошмары на каждом шагу мерещатся!»
Резкий звук отвлёк меня от рассуждения. В один момент, я вновь прильнул ухом к двери. Да, без сомненья, – тот же самый звук лязгающей цепи, которую кто-то, откуда-то, пытается отодрать. Более того, я услышал новый звук, моментально заставивший меня поверить в абсолютную верность предположений Шейна: стон. Вымученный стон потерявшей надежду, но упорно продолжающей бороться, жертвы.
Времени на раздумья больше не было. Наплевав на то, что меня могут заметить и обеспечить неприятности, я изо всех сил начал пинать старую хлипкую дверь. Но та, несмотря на убогий вид, казалась прочней титана. Бросив бесполезные попытки выбить дверь, я перевёл дыхание и осмотрел замок: самый простой – английский, цилиндровый. Что ж, придётся пойти на крайние меры. Молясь, чтобы не стало слишком поздно, я стремглав выскочил на улицу и бросился на задний двор, где для неизвестных целей валялась груда металла. Отыскав там тонкий прут, и слегка загнув его «якорьком», я бросился назад. Только не подумайте, что я занимаюсь взломом замков для удовольствия, – нет, будучи маленьким, я видел, как мой дед открывал таким образом замок маленького амбара, ключ к которому был давно утерян. И потом, я собирался его вскрыть не для собственного удовольствия, а ради оказания помощи неизвестному пленнику.
Через две минуты, мои старания увенчались успехом. Сунув прут за пазуху, я вынул карманный фонарик и, ещё раз убедившись, что меня никто не видит, скользнул в подвал.
В первый момент у меня создалось впечатление, что я попал в кузницу: луч фонаря осветил широкий верстак, стоящий прямо напротив входа, на котором лежали различные молотки, раскатки, напильники и куча каких-то заготовок. На стене, позади верстака, висели инструменты для удержания заготовок: клещи, резцы, гвоздильни различного размера и вилка для сгибания металла. Но первые впечатления, как правило, обманчивы: осветив фонариком остальную часть подвала, мне стало ясно, что он служил кладовкой для всякого барахла, вроде старых учебных плакатов, неработающих бытовых приборов, и множества непонятного тряпья, валяющегося тут и там. Очевидно, верстак с инструментами – тоже «для красоты».
В следующий миг, я увидел пленника: с правой стороны, на расстоянии двум метров от меня, полустоял-полувисел, за руки прикованный цепями к трубам, худой, измождённый оборванец.
Подойдя ближе, и осветив его лицо, я увидел, что он довольно молод – брюнет, двадцати семи-тридцати одного года, но осунувшееся, помертвевшее лицо и погаснувшие, полные безразличия голубые глаза, делали его похожим на старика. То, что я поначалу принял за лохмотья, оказалось приличной, но очень старомодной одеждой, словно этот незнакомец прибыл из глубины веков. Странно, что-то в его лице показалось мне очень знакомым, – я будто видел его раньше, но совсем в других чертах.
– Мистер, вы живы? – вполголоса спросил я, подойдя вплотную к пленнику, – Вы меня понимаете? Как долго вы здесь находитесь?