Непристойное предложение

Демоны загоняли меня, как охотники упитанного тупого кабана. Они не давали никуда свернуть, остановиться или спрятаться. Они гнали меня по одному известному им пути, с одной известной им целью. Я лишь надеялась, что она носит то же имя, что и моя, – Тоттен.

Я не заметила, когда они перестали играть в догонялки. Отстали, попрятавшись в темноте по углам, ибо на арену вышел сильнейший. Им не под силу тягаться с ним. Мне – тоже. Я поняла это, глядя в пустые невидящие глаза на бледном, расчерченном дорожками черных слез лице. Невозможно образумить того, кто потерял разум. Невозможно вернуть того, кого больше нет. Сквозь провалы глазниц на меня смотрела сама Тьма. И она не была жестокой.

Хуже. Она была равнодушной.

Даже в боевой ипостаси фигура старшего демона осталась обманчиво хрупкой. Ни мышц, ни жира. Сухие веточки рук, выпирающие при каждом вдохе ребра, личико несправедливо наказанного ребенка. Мой сумасшедший король… Так вот какое твое истинное лицо. Верно, как и я, ты больше всего на свете хочешь, чтобы тебя любили…

– Пожалуйста, – всхлипнула я, – прекрати… – и упала перед ним на колени.

Он склонился ко мне, вдохнул мой запах и растянул черные губы в пародии на улыбку. Поднял меня с колен, обнял за талию и повел в странном пугающем вальсе. Спустя мгновение я поняла…

Я уже видела этот танец. На полотнах его прадеда. Триптих с простым и логичным названием «Жертва». На первой картине танцевали двое в окружении замерших статуями низших духов Тьмы: девушка в белом летящем платье и демон. На второй он сжимал ее еще бьющееся сердце, а мертвое тело валялось у его ног, а на третьей… На ней не было ничего. Разделенный ровно пополам черно-белый холст.

Все правильно. Все так и должно быть. Ведь для конца света он должен принести в жертву Тьме душу того единственного существа, которое любит его, доказав тем самым преданность и абсолютное повиновение Силе.

Не перестаю восхищаться Лэйнардом. Это ж надо быть такой скотиной, чтобы дважды подставить меня за один раз! Если бы я не пришла сюда, то конец света был бы отменен. Ну, побушевал бы король, ну, разнес полуостров подчистую, но успокоился бы, а тут я пожаловала и давай на жертву напрашиваться! Правильно он меня недалекой назвал. Такую идиотку с дырявой памятью еще поискать надо! И не защищал он город от Тьмы, он ей уйти не давал!

Что-то трепыхнулось в приговоренной душе. Что-то нервно щекочущее вылупилось, проползло через горло и вырвалось наружу вместе со звонким радостным смехом. Я смеялась в лицо демону, занесшему надо мной руку. Смеялась над собой и затейником Леем. Смеялась над грубым и хамоватым, но умеющим понимать и сопереживать Руфимом. Смеялась, вспоминая Ареса в нелепом облачении, мойр в купальниках. Смеялась над своей пижамой и подарком Райвелина. Я смеялась, а в животе бурчало от голода, и мне казалось очень и очень нелепым умереть, как следует не пообедав. А еще я очень хотела загадать последнее желание, и, осознав какое, я засмеялась еще сильнее…

Падая на землю, взметнув руки и роняя капли свежей крови… из разорванной губы и прокушенного языка. Вместе со слезами, выступившими от дикой непереносимой боли в сердце, которое все еще билось… Билось в моей груди, а не в руке демона. Кажется, я первая в мире в свои двадцать четыре года заработала инфаркт…

А демон зачарованно смотрел на пробившийся сквозь тучи солнечный луч разноцветными глазами и, похоже, не мог понять, что он здесь делает…

Глава 35

Я спала. Спала мучительным болезненным сном и сквозь него слышала песни и истории о сумасшедшем демоне и простушке фее. Но все они были с несчастливым концом. Тьма. Ласковая, почти что ручная Тьма, льнула к моим призрачным ладоням, змеей обвивала тело и согревала мою холодеющую от плохого предчувствия душу. Но скоро шумная компания голосов, устроившая дружескую пирушку у меня в голове, смолкла, и остался всего один. Очень усталый, полный надрыва и обреченности.

– Ты знаешь, каково это? Прожить почти полтора тысячелетия? Ты знаешь, каково это – год за годом терять тех, кого ты любишь, кому веришь и с кем хотел бы идти дальше? Ты знаешь, каково это, стоя у погребальной повозки с каменным лицом, стиснув зубы, провожать их в последний путь? Я проводил сотни… Но я не хочу провожать тебя.