Непристойные предложения

В своем времени он с удовольствием курил толстые сигары, которые ему дарили политики, напивался в неописуемо зловонных мелких барах с важными журналистами и выдерживал камни и стрелы оскорбительных телевикторин – все в интересах корпорации «Свитботтом септик тэнкс». Девизом Человека по связям с общественностью было: «В чужой монастырь…»

Очевидно, люди, с которыми он перенесся сюда из 1958-го, были почти нетрудоспособными и растяпами. Им никогда не вернуть себя – и его – в их родное время, в мир, где существовала осмысленная распределительная система спроса и предложения, а не что-то совершенно порочное, если судить по тем нескольким областям, в которых оно проявлялось. Мир, где с важным деловым руководителем обращались как с личностью, а не как с капризным двухлетним ребенком. Мир, где неодушевленные объекты оставались неодушевленными, где стены не колыхались вокруг тебя, а мебель под тобой постоянно не приспосабливалась к твоему телу, где одежда на человеке не менялась ежесекундно, словно в калейдоскопе.

Нет, именно ему предстояло вернуть их всех в тот мир – и единственным каналом эффективного воздействия был Сторку. А значит, Сторку следовало задобрить и дать ему понять, что Оливер Т. Мид – свой парень.

И кроме того, подумал он, снимая одежду, некоторые из девушек выглядели весьма симпатично. Они напомнили ему июльский Съезд септических резервуаров в Де-Мойне. Если бы только они не брили головы!

– А теперь все вместе, – пропел капитан крика. – Давайте соберемся. Все вместе плотной группой, поплотнее.

Мистера Мида затолкали в толпу. Она качнулась вперед, назад, вправо, влево, становясь все меньше под руководством и тычками капитана. Послышалась музыка, больше напоминавшая шум – в ней не было различимых гармонических переходов, – она звучала все громче и громче, пока не стала почти оглушительной.

Кто-то, пытаясь сохранить равновесие в толчее голых тел, ударил мистера Мида рукой в живот.

– Уф! – сказал он и повторил: – Уф! – когда кто-то сзади споткнулся и врезался ему в спину.

– Внимательнее! – простонала девушка рядом с ним, когда он наступил ей на ногу.

– Прошу прощения, – ответил он, – я просто не мог…

Затем локоть ударил его в глаз, и он, спотыкаясь, сделал несколько шагов. Группа вновь изменила направление, и мистера Мида вытолкнули вперед.

Снова и снова он перемещался туда-сюда по траве, толкал, и его толкали, ужасный шум едва не разрывал его барабанные перепонки. Он слышал все более далекий напев капитана:

– Давайте, сюда, торопитесь! Нет, сюда, вокруг дерева. Обратно в группу, ты; все вместе. Держитесь вместе. Теперь назад, точно, назад. Быстрее, быстрее

.

Они двинулись назад, толпа людей впереди толкала Мида, вжимала в толпу сзади. Потом внезапно они снова шагнули вперед, десяток встречных людских течений в море, и Мид теперь не только продвигался вперед, но и смещался вправо, после чего его развернуло и засосало по диагонали влево. Пару раз его выбрасывало на край группы, но, к его удивлению, когда он обдумал это позже, он лишь пробирался обратно, в плотную пульсирующую середину.

Ему казалось, будто его место здесь, в этой толпе спешащих безумцев. Единственным намеком, что группа изменила направление, была бритая женская голова, врезавшаяся ему в грудь. Он бросался назад, не обращая внимания на хрипы и вопли, причиной которых становился. Он был частью этого… этого… что бы это ни было. Он бился в истерике, покрытый синяками и скользкий от пота, но уже не думал ни о чем, кроме того, как сохранить равновесие в толпе.

Он был ее частью – и больше ничего не знал.

Внезапно откуда-то из-за водоворота бегущих, толкающихся тел раздался крик. Это был протяжный крик, могучий мужской голос, и он длился и длился, почти заглушив музыкальный шум. Женщина перед мистером Мидом пронзительно завизжала в ответ. Кричавший человек умолк, и некоторое время спустя женщина тоже умолкла.

Затем мистер Мид снова услышал крик, снова услышал, как женщина присоединилась к нему, и без всякого удивления услышал собственный голос. Он излил в этом вопле все разочарования двух последних недель, все толчки, тычки и синяки последних минут, все неудачи и злобу своей жизни. Крик звучал снова и снова – и каждый раз мистер Мид кричал в ответ. Все вокруг тоже кричали, пока голоса не слились в ровный безымянный вопль плотной толпы, которая поскальзывалась, и падала, и гонялась сама за собой по всему огромному лугу. В глубине души мистер Мид испытал детское удовлетворение, попав в общий ритм – и став его частью.

Так и продолжалось: удар сердца, удар сердца, кри-и-и-ик, удар сердца, удар сердца, кри-и-и-ик, удар сердца, удар сердца, кри-и-и-ик.

Все вместе. Все вокруг, все вместе. Это было хорошо!

Позже мистер Мид не мог понять, сколько времени они бегали и вопили, когда он заметил, что больше не находится в середине плотной группы. Она распалась и вытянулась через луг длинной волнующейся кричащей линией.