Непривитые

Открываю глаза. Ондар поливает меня из пластиковой бутылки газированной водой со вкусом лимона. Ничего не видно, только лицо турка освещено фонарем. Я лежу на неудобной кровати. Пытаюсь двинуться, кровать качнулась и я понимаю, что это лодка. Мы плывем в кромешной темноте. Ондар, заметив, что я очнулся, наклоняется назад и что-то дергает. Я слышу тихое жужжание включившегося электромотора, лодка начинает плавно скользить вперед. И тут я сгибаюсь пополам, меня рвет, кажется первый раз в жизни. Я всю жизнь страшно боялся рвоты. Это конец, я не выдержу. Я не могу справиться с рвущимся из меня ужасом и болью. Все мое нутро мучительно сжимается и поднимается к горлу. Сейчас я выплюну сердце, легкие, желудок, печень и все остальное. А вместе с ними свою душу. Спазм сдавливает меня, как будто сильные руки отжимают тряпку. Я ударяюсь подбородком о борт и все жидкости, какие есть в моем теле брызжут в темную булькающую бездну. Вместе с ними из меня вытекает вся мерзость моей прошлой жизни. Наконец это заканчивается и я сползаю обратно на дно лодки. Я чувствую себя совсем маленьким и невесомым.

Ондар молчит. Мы плывем уже очень долго. Тимур спит на носу лодки. Он все мне рассказал. Через час нас вынесет к северному городскому отстойнику. Он расположен в 20 км от города. Оттуда неделя пути в тяжелых свинцовых комбинезонах, чтобы не засек биоконтроль. И дальше куда угодно в огромный свободный мир, в обход ядовитых пятен- урбанистических агломераций, шевелившихся своими биотоками на карте, которую мне высветил Тимур своей Сиреной. Мой Йылдыз был сразу же выброшен за борт. Как объяснил Тимур, все коммуникаторы, не препарированные специалистом, самый верный способ вывести преследователей на наш след. Я не спорил. В этой новой жизни я не дорожил им совсем.

Какой он, этот большой мир? Тимур сказал, что нет смысла про него рассказывать. Мне это не поможет. Я должен увидеть и понять все сам. И сам решить, хочу ли я раствориться в той размеренной жизни, какую ведут поселяне или, пройдя специальную подготовку и, получив свежий чип, вернуться в город, чтобы стать чьей-то Надеждой, чтобы бороться и вытаскивать тех, кто еще не потерян. Кто не изрыгнул тот орган, который нуждается в чувстве свободы. Что ж. У меня есть выбор и решение зависит от меня. А это и значит быть свободным.

Я неловко глянул на Ондара. Тот, брезгливо зажимая нос надушенным кружевным платочком, сосредоточенно направлял лодку, ориентируясь по стенам, тускло освещаемым нашим фонарем. Мне захотелось обнять его, произнести все известные мне слова благодарности по-русски и турецки. Но я лишь сказал:

– Teşekkür, kardeşim!

Он понимающе посмотрел на меня и ласково кивнул. Я почувствовал приближение иррационального и закрыл глаза.

Сколько красок в палитре у Бога?

Да можно ли их сосчитать?!

Кому-то их видится много,

кому-то одна, две, три, пять.

А скольких людей беззаветно

способны мы в сердце впустить?

Нисколько? Немного? Несметно?

Без счету мы можем вместить.

Мы можем парить над землею

и падать до самого дна.

Всегда оставаться собою

Свобода нам свыше дана.

Невыносимая вонь придавливает ко дну. Дерьмо. Мы плывем по жидкому дерьму, в огромной подземной прямой кишке города. Но мне хорошо. Мои внутренности остались на месте. Я ушел из их лап. Здесь, среди этого дерьма, я недоступен для них. Я буду жить и работать, так, как мне подскажет мой внутренний голос. Я свободен. Я свободен быть самим собой.

В оформлении обложки использована фотография, из личного фотоархива автора.