Нептунова арфа (с сокращениями)

Ждать пришлось минут десять. За это время Аракелов успел послать два запроса в информационный банк "Навиглоб", и ответы подтвердили его предположения. Наконец по дисплею телетайпа побежало:

"Капитан на связи".

Аракелов коротко доложил о ходе работ. Собственно, в общих чертах капитан должен был быть в курсе дела, так как "Сальватор" поддерживал с "Хансом Хассом" непрерывную связь по гидроакустике. Да и о том, чего не видели спасатели с "Сальватора", можно было сообщить дежурному оператору, не отрывая капитана, у которого и так хватало забот. Однако это была лишь обязательная прелюдия к предстоящему разговору. Аракелов ожидал, что разговор этот окажется нелегким, что будет спор и придется доказывать свою правоту и свое право, и заранее уже жалел, что на том конце провода не Зададаев, который понял бы все с полуслова, а этот низенький усатый капитан с непроизносимой греческой фамилией Мегалотополопопулос, которую Аракелов еле-еле зазубрил по слогам с пятого раза. Но все получилось иначе. Когда Аракелов изложил свою идею, капитан задал всего два вопроса.

"Резерв времени?"

"Пятьдесят один зеленый час", - отстучал в ответ Аракелов.

"Какая требуется помощь?"

"Встретить меня. Через сорок восемь часов. Координаты рандеву..."

"Добро. Сам ждать не смогу. Сейчас выясню, кто обеспечит встречу. До связи".

Понятно: "Ханс Хасс", громадина, плавучий институт, приписанный к международной базе Факарао, не может прохлаждаться двое суток. У него сво программа, и напряженная. Они уже потратили уйму времени, но покуда речь шла о спасательной операции, никто о своих программах не думал. Теперь другое дело.

Вновь ожил дисплей телетайпа:

"Оперативное судно Океанского Патруля "Джулио делла Пене" прибудет в точку рандеву через сорок четыре - сорок шесть часов. Их бароскаф обеспечит встречу. Желаю удачи".

"Спасибо. Конец связи".

Ну вот, теперь можно браться за дело, Аракелов подобрал и подогнал снаряжение, выбравшись из баролифта, взял скутер - не разъездной буксировщик, на котором только что вернулся, а пятый в комплекте, "кархародон" с нетронутым еще шестидесятичасовым ресурсом. Хотя размерами "кархародон" по меньшей мере всемеро уступал своему живому тезке, это была мощная, маневренная машина, развивавшая десять узлов крейсерского хода и до семнадцати на форсаже: как раз то, что и нужно было Аракелову дл задуманной им почти четырехсотмильной экспедиции. Он забрался в скутер, устроился поудобнее и дал ход.

Однако направился он не к тому ущелью, где попала в ловушку патрульна субмарина, а повернул вдоль края рифтовой долины на северо-северо-запад. Слева, в трехстах-четырехстах метрах от него, круто уходили вверх склоны обрамлявших долину гор. "Кархародон" скользил почти над самым дном. В каком-нибудь десятке метров под ним проплывали пухлые пузыри подушечной лавы; долина здесь была почти совсем пустынной, лишь кое-где поднимались на тонких стеблях крупные, до двух метров, колокольчики стеклянных губок. Трудно было поверить, что рифт - самое активное место океанского дна. Казалось, все тут застыло от века, так было миллионы лет, тысячи, сотни... Так было восемь лет назад, когда Аракелов впервые очутился в здешних местах.

Если разобраться, тогда и началась для него сегодняшняя история, хот сам он об этом и не подозревал.

Начальство попросило подменить - недели на две - заболевшего батиандра на международной подводной биостанции "Лужайка одуванчиков". Аракелов ничтоже сумняшеся согласился, и уже на следующий день разъездной мезоскаф Океанского Патруля, аккуратно состыковавшись своим донным люком с купольным люком станции, доставил Аракелова на место.

Станция была обычная, типовая: тридцатиметровая полусфера, намертво заякоренная на дне Галапагосской рифтовой долины в самом центре оазиса с поэтическим названием "Лужайка одуванчиков". На верхнем из трех этажей станции размещался обширный тамбур с малым пассажирским и большим грузовым купольными люками, на втором - жилые помещения и склады, а на первом энергетическое сердце станции, реактор, лаборатории и батиандрогенный комплекс со шлюзом для выхода наружу. Аракелов уже бывал на десятке подобных станций и потому мог ориентироваться здесь, как говорится, с закрытыми глазами.

Однако такой встречи не ожидал. Едва он ступил на станцию, ожил динамик селектора.

- Батиандр, на связи начальник станции. Ваша комната - номер шестой, голубая дверь. Обед - через час, в четырнадцать. Извините, не могу встретить - идет эксперимент.

- Спасибо, - произнес озадаченно в пустоту Аракелов.

Он быстро раскидал свои нехитрые пожитки в комнате, где оставались еще вещи заболевшего коллеги. Тот должен был вернуться, и Аракелов постаралс в неприкосновенности сохранить художественный беспорядок, царивший в его обиталище. Как же его зовут, попытался вспомнить Аракелов. Какое-то испанское имя на "а"... Алонсо? Аурелио? Альфонсо? Нет, не вспомнить... Конечно, жить вот так, по-птичьи, в чужой комнате - не подарок. Даже две недели. И даже если из этих четырнадцати дней шесть придется провести снаружи. Но в конце-то концов переживем.