Нераскрытая самость

Большинство людей путают знание себя со знанием осознаваемых эго-личностей. Любой человек, обладающий хотя бы минимальным эго-сознанием, убежден, что знает себя. Но эго знает только собственное содержимое; оно не знает бессознательного и содержимого бессознательного. Люди судят о степени самопознания на основе того, что знает о себе среднестатистический человек из своего социального окружения, но не на основе реальных психических фактов, которые, как правило, скрыты. В этом смысле человеческая психика подобна телу, о физиологическом и анатомическом строении которого большинство имеет крайне скудное представление. Хотя все мы живем в теле и с телом, обыватель не задумывается о его устройстве и функционировании; чтобы познакомить сознание с тем, что известно о нашем организме, требуется специальное научное знание, не говоря уж о том, что не известно, но, тем не менее, существует.

Посему то, что принято называть «знанием о себе», в действительности очень ограниченно, причем бо`льшая часть этого «знания» зависит от социальных факторов, от того, что происходит в человеческой психике. По этой причине всем нам свойственно предубеждение, что то-то или то-то не может произойти «с нами», «в нашей семье», в кругу наших друзей или знакомых. С другой стороны, человеку присущи не менее иллюзорные убеждения относительно предполагаемого наличия у него определенных качеств, которые в действительности служат одной-единственной цели – скрыть истинное положение дел.

В этом обширном поле бессознательного, не доступном критике и контролю сознания, мы совершенно беззащитны, а потому подвержены всем видам влияний и психических инфекций. Как и при опасности любого другого рода, мы можем предотвратить риск психического инфицирования только в том случае, если будем знать, что именно нас атакует, а также где, когда и каким образом произойдет нападение. Поскольку самопознание – это познание индивидуальных фактов, теория здесь практически бесполезна. Как известно, чем больше теория претендует на универсальную достоверность, тем меньше она способна учитывать индивидуальные вариации. Любая теория, основанная на опыте, неизбежно носит статистический

характер; она постулирует идеальное среднее

, которое исключает все отклонения на обоих концах шкалы и заменяет их абстрактным средним арифметическим. Это среднее арифметическое вполне адекватно, хотя и не обязательно встречается в реальности. Несмотря на это, оно присутствует в теории в качестве неопровержимого фундаментального факта. Крайности, хоть и существуют, в конечном результате не фигурируют вообще, ибо взаимно сокращаются. Если, например, я вычислю вес каждого камушка в пласте гальки и получу средний вес в пять унций, эта цифра мало что скажет мне о реальной природе гальки. Любого, кто на основании этих расчетов решит, будто сможет с первой попытки вытянуть камешек весом в пять унций, ждет горькое разочарование. В действительности может случиться так, что сколько бы он ни искал, он не найдет камушка весом ровно в пять унций.

Статистический метод показывает факты в свете идеальной средней величины, но не дает никакого представления об их эмпирической реальности. Хотя идеальное среднее отражает некий неопровержимый аспект действительности, оно, тем не менее, может исказить истину и тем самым ввести нас в заблуждение. Особенно это справедливо в отношении теорий, основанных на статистике. Отличительной чертой реальных фактов является их индивидуальность. Если называть вещи своими именами, можно утверждать, что реальность состоит из одних исключений и что, соответственно, абсолютная реальность преимущественно иррегулярна.[2]