Амисия нахмурилась, недовольная собой: как могла она допустить, чтобы подобные эгоистические мысли омрачали такое прекрасное событие! И вообще, какая разница, где им придется сейчас ночевать? Она наследница родового поместья. Даже если в замке Дунгельд для них нет места, пока жив Гилфрей, отправится же он когда-нибудь к праотцам. Но поселятся ли они в замке? Согласится ли на это Гален? Может ли она ожидать, что человек, избравший для себя вольную лесную жизнь, последует за ней в мир, скованный жесткими ограничениями, в котором господствуют строгие законы и порочные властители? Нет, она даже и пытаться не станет изменить своего суженого ни на йоту! Если понадобится, чтобы она научилась спать на гранитном валуне и стряпать на костре (а она и понятия не имела, как это делается) — ну что ж, это очень даже невысокая плата за счастье в любви! Тем не менее, если он когда-нибудь выберет более легкую жизнь, она, безусловно, и не подумает возражать. По невысказанному обоюдному согласию они свернули с тележной дороги в лес и теперь стояли на мшистом берегу заводи. Гален бросил взгляд на лицо Амисии, и, заметив хмурую гримасу, от которой потухли золотые искорки в карих глазах, снова проклял обстоятельства, вынуждавшие его ко лжи. Он не сомневался, что Амисию гложут мысли о сложностях, с которыми сопряжен их брак, но не смел открыть ей, что постромки от колесницы их судьбы — у него в руках, и он держит их твердо, и все скоро устроится должным образом. Решиться на такое объяснение значило бы раскрыть секреты, которые он клялся сохранить. После того как здешние дела будут улажены, ему придется серьезно поговорить с ней об их будущем в замке Таррент. Он жаждал рассказать ей, какие дни и ночи их там ожидают — дни в теплом и сердечном кругу семьи и друзей и ничем не омрачаемые ночи вдвоем. Несмотря на благоразумное решение помалкивать, пока не придет пора открыть все тайны, слова так и рвались у него с языка, но тут Амисия восторженно охнула, и слова признания так и не прозвучали.
Он проследил, куда направлен ее благоговейный взгляд, и ему открылось волшебное зрелище. На западном краю неба тучи разошлись, позволив лучам заходящего солнца заиграть всем великолепием красок в бесчисленных брызгах водопада. Словно радуга разбилась на крошечные частички, и ее взлетевшие осколки исполняли в воздухе некий завораживающий танец.
— Гален, Гален! Спасибо тебе за этот дар, за эту несравненную красоту! Я буду вспоминать ее до конца дней своих! Никогда, никогда, ни в каком дворце не увидишь такого великолепия! — Амисия пылко обвила руками его шею и, заставив любимого наклонить голову, шепнула ему на ухо: — Насколько же больше счастья сулит мне жизнь с тобой в зеленых чертогах природы, чем с каким-нибудь скаредным лордом среди давящих каменных стен!
Этими пламенными речами она, скорее всего, стремилась убедить не столько Галена, сколько себя, но Гален принял ее слова за чистую монету и приуныл, подумав о том, что она скажет насчет зеленых чертогов природы, когда зимний холод отнимет у этих самых чертогов все краски и покроет их инеем и льдом.
Он все еще держал ее в объятиях, и она откинула голову назад, чтобы одарить его обольстительной улыбкой. Ответная улыбка не заставила себя долго ждать, но оказалась весьма натянутой. Такие восторженные речи лишь усилили его смутные опасения. Как он сумеет провести ее по пути, где их ожидают такие крутые повороты? В ближайшие дни ему придется поддерживать в ней наивные заблуждения — а потом разрушить их, но разрушить так, чтобы у нее не осталось ощущения, будто она стала жертвой обмана и бессовестной интриги.
Все эти опасения Галена ускользнули от внимания Амисии: ее душой безраздельно завладела радость от того, что она по праву может наслаждаться близостью Галена. По законам божеским и человеческим ей позволено прильнуть к тому, кто в действительности оказался прекрасней любого придуманного ею героя! Ее руки медленно скользили по литым плечам, рукам и груди; она чувствовала, как напрягаются его мускулы при ее прикосновении, и упивалась своей новообретенной силой. Уткнувшись лицом в грудь Галена и тесно прижавшись к нему, она прошептала слова, которые не осмелилась бы произнести, глядя ему в глаза:
— Отведи меня в пещеру и покажи еще раз, как горяча и сладостна страсть.
Дурное настроение Галена тут же растаяло, и даже воспоминание о его причинах сгорело в огне, который зажгли в его крови эти слова. Он провел пальцами между вьющимися прядями медовых шелковистых волос у нее на затылке и слегка потянул их назад, чтобы ее лицо обратилось к его зовущим губам. Он поцеловал опущенные веки, щеки и уголки губ, и лишь потом, тихо засмеявшись, ответил:
— Новобрачную полагается вносить в опочивальню на руках, но, увы, не в моих силах отнести тебя ни вверх против течения водопада, ни вниз по склону холма.