Неразлучные

— Я могу запереться у себя в комнате и объявить голодовку. А дальше что? Мама отправится объясняться с отцом Паскаля… — Андре закрыла лицо руками. — Я не могу воспринимать маму как врага! Это ужасно!

— Я поговорю с Паскалем, — объявила я решительно. — Вы неправильно с ним говорили.

— Ничего не получится.

— Разрешите мне попытаться.

— Попытайтесь, но ничего не получится. — Андре мрачно посмотрела на статую Альфонса Доде, однако взгляд ее был устремлен вовсе не на вальяжную мраморную фигуру. — Бог против меня.

Я содрогнулась от этого кощунства, как будто сама была верующей.

— Паскаль сказал бы, что вы богохульствуете. Если Бог есть, он не против никого.

— Как знать? Кто понимает, что такое Бог? — Она пожала плечами. — О, возможно, он приберег мне теплое местечко у себя на небесах, но на земле он против меня. Все-таки, — вдруг заговорила она страстно, — есть люди, которые теперь на небе, но они были счастливы и на этом свете.

Она внезапно расплакалась:

— Я не хочу уезжать! Два года без Паскаля, без мамы, без вас… Я не вынесу.

Никогда, даже когда она расставалась с Бернаром, я не видела, чтобы Андре плакала. Мне захотелось взять ее за руку, сделать какой-то ласковый жест, но меня удерживали наши давние строгие правила. Я думала о тех двух часах, когда она стояла на крыше в Бетари, решая, броситься вниз или нет. Сейчас внутри у нее был такой же кромешный мрак.

— Андре! — воскликнула я. — Вы не уедете! Не может быть, чтоб мне не удалось повлиять на Паскаля.

Она вытерла слезы, посмотрела на часы и встала.

— Ничего не получится, — повторила она.

Я считала, что получится.

Когда я вечером позвонила Паскалю, он приветствовал меня тепло и весело. Он любил Андре и был способен услышать голос разума. Андре ничего не добилась, потому что не боролась; я хочу выиграть, и победа будет за мной.

Паскаль ждал меня на террасе Люксембургского сада — он всегда приходил первым. Я села, и мы оба дружно отметили, что погода просто прекрасная. Вокруг водоема с маленькими парусниками цветочные клумбы казались вышитыми по канве; их правильный рисунок, искренняя чистота неба — все укрепляло меня в уверенности: моими устами будет говорить здравый смысл, сама очевидность, Паскалю придется уступить.

Я пошла в атаку:

— Позавчера я видела Андре.

Паскаль отозвался понимающим взглядом:

— Я тоже хотел поговорить с вами об Андре. Сильви, мне нужна ваша помощь.

Те же слова я слышала когда-то от мадам Галлар.

— Нет! — вскинулась я. — Я не стану помогать вам уговаривать Андре ехать в Англию. Она не должна уезжать! Она не сказала вам, как это для нее ужасно, но я знаю.

— Она мне сказала. Потому я и прошу вас мне помочь. Ей просто нужно понять, что два года разлуки — это не трагедия.

— Для нее — трагедия. Дело не только в разлуке с вами, здесь остается вся ее жизнь. Никогда я не видела ее такой безутешной, — горячо настаивала я. — Вы не можете так поступить с ней!

— Вы же знаете Андре, — возразил Паскаль. — Она всегда сначала все принимает слишком близко к сердцу, а потом успокаивается. Если Андре уедет по доброй воле, не сомневаясь в моей любви, с верой в будущее, разлука будет не так страшна!

— Как же она может не сомневаться, верить и тому подобное, если вы так легко отпускаете ее! — Я удрученно посмотрела на Паскаля. — В общем, только от вас зависит, будет она безумно счастлива или чудовищно несчастна, и вы выбираете для нее несчастье!

— Эх! Как вы умеете все упрощать!

Паскаль поднял обруч, который какая-то девочка запустила ему под ноги, и ловко бросил ей обратно.

— Счастье, несчастье — это, прежде всего, вопрос внутренних установок.

— У Андре сейчас внутренние установки такие, что она будет плакать целыми днями, — рассердилась я. — У нее не такое рассудительное сердце, как у вас! Если она любит человека, то испытывает потребность его видеть.

— Почему надо терять разум от того, что любишь? Терпеть не могу эти романтические предрассудки. — Он пожал плечами. — Не так уж важно присутствие в физическом смысле. Или оно перевешивает все остальное.

— Возможно, Андре — романтическая девушка, возможно, она не права, но если вы ее любите, то должны постараться ее понять. Увещеваниями вы ее не измените.

Я беспокойно взглянула на клумбы с шалфеем и гелиотропами и вдруг подумала: увещеваниями я Паскаля не изменю.

— Почему вы так боитесь поговорить с отцом? — спросила я.

— Это не страх.

— А что же?

— Я объяснил Андре.

— Она ничего не поняла.

— Надо знать моего отца и отношения, которые у нас сложились. — Паскаль поглядел на меня с укором. — Сильви, вы же знаете, что я люблю Андре, правда?

— Я знаю, что вы готовы довести ее до отчаяния, лишь бы не расстраивать отца. Но, в конце-то концов, — я уже начала терять терпение, — он же догадывается, что вы рано или поздно женитесь!

— Если я обручусь таким молодым, он примет это в штыки: плохо подумает об Андре и перестанет меня уважать. — Паскаль снова посмотрел мне в глаза. — Поверьте! Я люблю Андре! Я бы ей не отказал в этой просьбе без серьезных причин.

— Я их не вижу.

Он силился подобрать слова, потом беспомощно махнул рукой: