Читаем Нерон полностью

Произведение, мы это видим, — ответ на мемуары Агриппины. Но не в этом лишь его смысл. Рассказывается, как покойный Клавдий на небесах теряет звание Божественного, которое ему присвоили на земле, и становится тыквой, символом шутки и глупости. Протест несчастного императора ни к чему не привел, он никогда не будет Богом. Отвергнутый и презираемый идет он в АД, где становится объектом вечных насмешек. Это в какой-то степени траурная речь на могиле Клавдия, произнесенная Нероном, но [113] с обратным смыслом. В этом трактате Сенека рвет с собственным прошлым придворного льстеца, пародируя самого себя, — произведение «Соглашение с Полибием», написанное с целью польстить еще живому императору. Он превратил Клавдия в гротескный и причудливый образ, что позднее потрясет Тацита. Это панегирик, над которым смеется он сам. Но тут критик идет еще дальше — политика императора в целом, которую он пропускает сквозь сатирическое решето: судебная практика, жестокие репрессии, терпимость в отношении восточных культов, снисходительность к провинциалам, и особенно вольноотпущенникам, слабеющая внешняя политика. У Сенеки крепкая хватка. Нет ли здесь завуалированного намека на недовольство Британником? Думаем, нет. Имени Мессалины, матери юного сводного брата Нерона, спровоцировавшей ссылку Сенеки на Корсику, нигде в трактате не упоминается.

Напротив, Агриппина, без всякого сомнения, истинная мишень для философа. Кажется, что он сердится на нее за то, что та остается верной принципам правления своего мужа. Так, среди жертв Клавдия он называет Силана, первого жениха Октавии. Известно, что Силан погиб, так же, как его брат, став жертвой интриг Агриппины. Сенека с иронией намекает на инцест императрицы и Клавдия: «Я не знаю, что произошло в ее покоях, и вот он устремлен в небесную высь». Впрочем, рассказывая о смерти императора, [114] объясняет, что она настигла его в тот момент, когда он в театре наслаждался одной из комедий. И разве Агриппина не сыграла свою роль в том же спектакле, дабы затянуть с сообщением о кончине Клавдия? И, наконец, высмеивая Геркулеса, не высмеивает ли он мать Нерона, на которую нападает еще и за то, что она поощряла культ Божественного Героя. Но суть не в этом, а в образе, в котором Сенека пытается представить Нерона. Писатель прячет сарказм и меняет стиль на возвышенный, когда воспевает реставратора золотого века. Между ним и Клавдием невозможны никакие сравнения. Нерон, бесспорно, выше своего предшественника. Он хорош собой, одарен поэтическим талантом, не имеющим себе равных, и подобен солнцу. Если читать между строк, налицо критика Августа, создателя Империи, и утверждение превосходства политической доктрины Нерона. Однако Сенека не забывает напомнить, что Нерон восстановил законность и призвал императора, которого хвалит за либерализм, сделать политический шаг к примирению. Зная об отвращении римлян к восточным мифам, Сенека ставит Аполлона в центр солярной теологии Нерона. Но в этой традиционной символике он, совершенно ко времени, возвращается к поражению мистицизма Антония. Так, Аполлон-Феб не только Бог — покровитель битвы, где Октавиан Август сразил Антония, он берет под свое крыло отмеченное космосом правление страной Нероном, [115] который будет жить дольше, чем Нестор. У Сенеки и впрямь появляется желание найти точки соприкосновения между римским укладом, законностью среди сенаторов и солярной теологией, корнями уходящей к доктрине Антония. Несмотря ни на что, Откровения

прозвучали достаточно сильно. Сенека ведет себя здесь еще скромно. Для него главное — помешать политическим аппетитам Агриппины. Свое произведение он адресует более сенатской аристократии, нежели Нерону. У нее философ просит поддержки для нового правления. Еще не поздно, «Милосердие» — диалоги о примирении, показывают его истинное лицо и выражают политические взгляды.

Эта работа, по исследованию Пьера Грима, была написана в конце декабря 55 года. Она обращена непосредственно к Нерону, которому исполняется девятнадцать лет. Вначале помещена речь-пожелание, которую произнес Сенека в первые дни 56 года. Из этого зернышка появятся диалоги, которые будут позднее расширены.

В течение года и еще нескольких месяцев пребывания Нерона у власти Сенека экспериментирует, чтобы сформулировать политические принципы. Трактат, навеянный стоицизмом, предложит тем не менее правительственную доктрину, основанную на понятиях милосердия. Автор обращается не только к Нерону, но и к тем, кто потрясен смертью Британника. Их необходимо убедить и перетянуть на свою сторону. [116]

Перейти на страницу:

Все книги серии След в истории

Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

Генрих Френкель , Е. Брамштедте , Р. Манвелл

Биографии и Мемуары / История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Мария-Антуанетта
Мария-Антуанетта

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

Эвелин Левер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
100 знаменитых евреев
100 знаменитых евреев

Нет ни одной области человеческой деятельности, в которой бы евреи не проявили своих талантов. Еврейский народ подарил миру немало гениальных личностей: религиозных деятелей и мыслителей (Иисус Христос, пророк Моисей, Борух Спиноза), ученых (Альберт Эйнштейн, Лев Ландау, Густав Герц), музыкантов (Джордж Гершвин, Бенни Гудмен, Давид Ойстрах), поэтов и писателей (Айзек Азимов, Исаак Бабель, Иосиф Бродский, Шолом-Алейхем), актеров (Чарли Чаплин, Сара Бернар, Соломон Михоэлс)… А еще государственных деятелей, медиков, бизнесменов, спортсменов. Их имена знакомы каждому, но далеко не все знают, каким нелегким, тернистым путем шли они к своей цели, какой ценой достигали успеха. Недаром великий Гейне как-то заметил: «Подвиги евреев столь же мало известны миру, как их подлинное существо. Люди думают, что знают их, потому что видели их бороды, но ничего больше им не открылось, и, как в Средние века, евреи и в новое время остаются бродячей тайной». На страницах этой книги мы попробуем хотя бы слегка приоткрыть эту тайну…

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Ирина Анатольевна Рудычева , Татьяна Васильевна Иовлева

Биографии и Мемуары / Документальное
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное