Нерон

Несмотря на все высказанные оправдания, иудейская проблема ничего хорошего не предвещала. Повсюду опасались, что арестованные сановники поплатятся жизнью за эти беспорядки. Ведь они сами вынуждены были признать, что в их стране произошел возмутительный случай: чернь осмелилась поднять руку на римскую власть! Кто главный виновник — здесь это никого не интересовало. Истинный ход событий все равно невозможно восстановить. Долг подданных — покорно терпеть и в смирении ждать торжества справедливости. Вину иудеев усугублял и тот очевидный факт, что именно они, а не самаритяне и не Куман, были в кандалах. Сие означало, что наместник Сирии, который первым рассматривал дело и лучше других знал положение в Иудее, настроен против иудеев. И наконец: общеизвестно, что большинство вольноотпущенников императора благоволят именно к Куману и самаритянам.

В силу таких предположений императорский приговор явился подлинной неожиданностью. Вот что заявил Клавдий:

Подлинные виновники последних волнений в Иудее — самаритяне. Поэтому находящихся в Риме членов их делегации надлежит взять под стражу. Они должны быть казнены.

Прокуратор Куман не оправдал доверия. Он несет долю ответственности за события в Самарии и будет отправлен в ссылку. Командующий Целер совершил серьезные проступки. Он виновник гибели многих тысяч жертв и должен быть примерно наказан: его проведут по улицам Иерусалима, а затем казнят.

Вскоре этот приговор был объявлен официально; новым прокуратором Иудеи назначен Марк Антоний Феликс. Принимая во внимание исключительность положения в этой стране, в подчинение к нему поступают также все римские войска, расквартированные в Иудее, хотя в принципе прокураторы наделены только гражданской властью.

Император не мог предугадать, что спустя год после того, как Феликс примется за исполнение своих служебных обязанностей, он приобретет еще нечто большее, что тоже никогда не выпадало на долю императорского прокуратора: руку прекрасной царицы Друзиллы. Она же, выходя замуж за прокуратора-вольноотпущенника, понимала, что берет в мужья подлинного властителя Иудеи. Что теперь может значить Береника с ее мелочной ненавистью?

Паллант

В винных погребках и банях, под арками цирков и у брадобреев — словом, всюду, где рассуждали о политике и последних сплетнях, проблема суда над иудеями некоторое время вызывала много оживленных пересудов. Почему такой неожиданный поворот дела? Те, что прибыли в кандалах, ныне на свободе и торжествуют. Те, кто призван был как свидетели, отправились в темницы. А как сурово осудили прокуратора и командующего! Кто так повлиял на императора?

Все были согласны в одном: какую-то роль в этом должен был сыграть царь Агриппа. Он как раз находился в Риме, а известно, что при надобности он охотно помогает своим единоверцам, ибо, хотя и мыслит по-гречески, своих религиозных связей с иудаизмом не порывает. Его слово многое значит для Клавдия. Но властитель Халкиды не смог бы противостоять мнению императорских вольноотпущенников, если бы те действовали сообща. Итак, у них наверняка произошел какой-то раскол. В этом нет ничего удивительного, ибо вольноотпущенники беспрерывно ведут друг с другом подлинные тайные войны. Интересно только, какова нынешняя расстановка сил, кто с кем воюет?

Ключом для решения загадки послужило назначение Феликса. С этой минуты тайна приговора прояснилась. Если в выигрыше оказывается Феликс, то за всем этим стоит его браг Паллант. Если же Паллант, то за этим скрывается еще некто, особо влиятельный в последние годы, — жена императора. Доброжелательным отношением к иудеям она не отличается, это правда. Почему же обвинение с них сняли? Наверняка просто для того, чтобы успокоить жителей Иудеи и облегчить исполнение служебных обязанностей новому прокуратору.

Правильно ли было считать, что Паллант и жена императора так тесно взаимодействовали? Для людей, недурно знающих двор, это представлялось несомненным. По их мнению, своим влиянием Паллант был обязан не только официально занимаемой должности. Правда, и она являлась очень важной и прибыльной, ведь Паллант имел доступ к императору, подвизаясь в канцелярии a rationibus[2]. Должность скромная, на практике же она позволяла вольноотпущеннику контролировать финансы равно как всей империи, так и личного состояния властителя. Это само по себе еще не являлось достаточным основанием для всемогущества Палланта и не оправдало бы его спеси, которая осталась в памяти людей даже много лет спустя. Свидетельств этой спеси при жизни он оставил немало, постаравшись также, чтобы блеск своего величия явить и будущим поколениям.

Через каких-нибудь полвека после описанных событий на памятник зазнайства Палланта наткнулся славный в ту пору аристократ и политик, а вместе с тем превосходный писатель, Плиний Младший.