На следующий день после победного выступления сагунтцев, последние заметили большое движение во вражеском стане. Это были погребальные почести, воздаваемые царице амазонок. Сагунтцы видели, как труп Асбитэ, высоко поднятый на щитах, был пронесен женщинами-воинами, затем посреди лагеря поднялся столб дыма от огромного костра, который поглощал ее останки.
Осажденные угадывали настроение врагов. Ганнибал не покидал своего ложа, и армия казалась подавленной страданием героя. Кудесники, находившиеся в лагере, входили и выходили из палатки, исследуя рану, и затем отправлялись в ближайшие горы искать таинственных трав, чтобы изготовлять чудодейственные пластыри.
В Сагунте более отважные поговаривали о том, чтобы сделать наступление, воспользоваться этим моментом уныния, чтобы напасть на врага, обратив его в бегство. Но вражеский стан был настороже: брат Ганнибала с главными полководцами следили, чтобы не быть застигнутыми врасплох. Армия находилась за земляной насыпью лагеря, точно в укрепленном городе, и пользовалась своим бездействием, чтобы сооружать новые работы, могущие защищать от нападения.
К тому же город также находился в унынии вследствие смерти жреца Геркулеса. Сагунтцы не могли объяснить себе, как африканский вождь нанес смерть гиганту Тэрону на глазах всего Сагунта, и более суеверные видели в этом божественное указание: предостережение, что бог, охраняющий город, начинает покидать его.
Все оставались, как и вначале, при непоколебимом решении защищаться, но исчезло шумное оживление первых дней осады. Сагунтцам казалось, что они чуют несчастье вокруг себя и все увеличивающаяся численность врага угнетала их. Каждое утро они видели возрастающим вражеский стан. Когда же, наконец, перестанут прибывать союзники Ганнибала?
Веселый греческий город богатой торговли и пышных празднеств Панафиней имел вид города осажденной черни. Многочисленный деревенский люд, укрывшийся в городе, заполнил улицы и площади, распространяя смрад стада, огромного и жалкого. В храмах у подножия колонн лежали больные, испускающие стоны; наверху в Акрополе, дымился день и ночь костер, сжигающий трупы тех, которые умирали на стенах или же кончались на улицах, являясь жертвами странных болезней, развивающихся вследствие большого скопления людей.
Провизии еще было в изобилии, но она уже не была свежа, и богачи, предвидя в будущем дни оскудения, знали, что тогда они с барышом продадут все, что имеют. В бедных кварталах убивали лошадей и вьючных животных, жаря их мясо на огне, разложенном среди улиц, для раздачи пищи поселянам, которые были лишены крова.
Как со стен, так и с Акрополя все смотрели с нетерпением на море. Когда же прибудет помощь из Рима? Что делали послы, отправленные Сагунтом к великой республике?..
Нетерпение часто заставляло весь город впадать в самообман. По утрам караульные, помещенные в Акрополе на башне Геркулеса, неистово ударяли в кимвалы, заметя на горизонте несколько парусов. На вершину горы сбегалась многочисленная толпа, следя жадным взглядом за движением белых и красных парусов на лазуревой поверхности залива Сукроненсэ. Это они!., Римляне!.. Это передовые корабли вспомогательного флота, который направляется в порт!.. Но через несколько часов досадного, полного надежды ожидания наступало разочарование при виде, что это торговые корабли Марселя или Ампурии, которые проходили вдали, или же неприятельские триремы, которые брат Ганнибала, Гасдрубал, вел из Нового Карфагена с съестными припасами для армии.
Каждое такое разочарование увеличивало печаль сагунтцев. Враг все возрастал, а союзники не едут. Город должен погибнуть. У защитников вспыхивал лишь энтузиазм, когда они встречали на стенах старика Мопсо, который, выступив со своей стрелой против Ганнибала, стал героем города, и при виде отважного Актеона, который своими шутками афинянина, веселого и неустрашимого перед опасностью, сообщал им новый подъем духа.
Сонника также появлялась среди них в местах сражения. Она обходила стены, когда свистели стрелы, и бедняки горожане дивились мужеству могущественной гречанки, презиравшей удары врагов.