Нерон

Одни из них ели, стоя вокруг прилавка, позади которого высились амфоры с пробками, украшенными фресками в виде листьев; другие, сидя на каменных скамьях вдоль стен, держали на коленях глиняные блюда. Большинство же развалились на полу на брюхе, точно дикие животные, разделяющие пищу, и тянулись своими волосатыми лапами к блюдам, треща челюстями. Еще не распивалось вино и требовалось присутствие женщин. Изнуренные воздержанием долгих путешествий и нравственно измученные строгой дисциплиной кораблей, они ели и пили с аппетитом людоедов.

Случайно собравшись в узком помещении, зараженном копотью светильников и паром кушанья, они чувствовали потребность в общении и каждый из них между едой вступал в беседу со своим соседом, не обращая внимания на различие отечественного языка и кончая тем, что все понимали друг друга, объясняясь более жестами, чем словами. Один карфагенянин рассказывал греку о своем последнем путешествии на острова Великого Моря, находящиеся далее, чем столпы Геркулеса; долго плыли они серым морем, покрытым облаками, пока наконец прибыли к крутым, известным лишь лоцманам его страны берегам, где находится олово. Негр со смешной мимикой рассказывал двум кельт иберам об экскурсиях вдоль Красного Моря к таинственным берегам, не обитаемым днем, но ночью покрытым движущимися огнями и населенным людьми, волосатыми и проворными, как обезьяны, кожи которых, набитые соломой, доставлялись в храмы Египта для жертвоприношения богам. Римские солдаты, более пожилые, рассказывали о своей великой победе на Эгатских островах, которая, закончив войну, очистила Сицилию от карфагенян; и в своей заносчивости победителей, они не считались с присутствием униженных карфагенян, которые слушали их. Иберийские пастухи, смешавшись с мореплавателями, хотели умалить эффект морских приключений и рассказывали о породистых лошадях и о быстроте их бега, между тем какой-то маленький грек, поразительно живой и язвительный, желая унизить варваров и доказать преимущество своей нации, декламировал отрывки известной оды, выученной им в порте Пирея, или напевал мелодию, медлительную и сладостную, которая терялась среди гула разговоров, чавкания и звона посуды.

Потребовали большего освещения, так как с каждой минутой хмельная атмосфера трактира все сгущалась и пламя светильников еле виднелось словно капли крови на стенах, черных от копоти. Из расположенной рядом кухни плыл едкий пар от пряных соусов и горящих полей; он вызывал у многих посетителей слезы и кашель. Некоторые уж были пьяны, едва приступив к ужину, и требовали у рабов венков из цветов, чтобы так же, как на пирах богачей, украсить ими себя. Другие с ревом аплодировали, увидя, что вертеп озарился кровавым сиянием факелов, которые зажигал хозяин трактира. Рабы суетились за каменным прилавком, наливая напитки из больших амфор, бегали в кухню и сейчас же возвращались, красные от духоты, неся большие блюда. Проливалось вино на пол, когда опрокидывали чаши, и как только в окнах появлялись раскрашенные лица проституток — волчиц

порта, которые выжидали момента, чтобы сделать набег на трактир, моряки приветствовали их громкими взрывами смеха, подражая реву животных и кидали им остатки своей пищи, вызывавшей среди женщин драку и крики.

Кушанья всех возбуждали, и их жадно уничтожали, запивая каждый кусок. Греки ели слизняков, плавающих в шафранном соусе, свежие сардины из залива, уложенные на круглых блюдах и украшенные лавровыми листьями, птичье темя, политое зеленым соусом; иберийские пастухи довольствовались сушеной рыбой и твердым сыром; римляне и галлы истребляли большие куски ягнят, из которых по каплям сочилась кровь; подавались угри из озера порта, гарнированные вареными яйцами, и все эти кушанья и большинство других были приправлены солью, перцем и зеленью с острым запахом. Все чувствовали потребность швырять деньги, пресытиться едой и напиться до потери сознания, чтобы хоть этим усладить суровую жизнь лишений, которая ожидала на суднах. Римляне, которые на следующий день уезжали, собирали последние деньги, чтобы оставить свои секстерции

в порте Сагунта; карфагеняне с гордостью говорили о своей Республике, самой богатой в мире.

Трактирщик без конца кидал на дно пустой амфоры монеты различного достоинства: Зазинто с изображением носовой части корабля и Победы, летающей над ней, и Карфагена с легендарной лошадью и ужасными богами, и Александрии с изящным профилем Птоломеев.