Нерон

Сменяющееся население города, состоящее из иностранцев, игроков и юношей, выгнанных из своих домов строгими отцами, стекалось в это предместье Афин, которое окружало порты Пирея и Фаралео, образуя пригород Эстирона. Как только спускалась ночь, весь этот люд, мятежный и порочный, собирался на большой площади Пирея между городом и портом, где сновали проститутки, которым с наступлением сумрака разрешалось выходить из диктерионов, где их держали взаперти. Под портиками площади кидали свои игральные кости игроки, спорили странствующие философы, спали бродяги, рассказывали о своих путешествиях моряки и среди этого сборища разнородных людей проходили проститутки с накрашенным лицом, почти обнаженные или же в полосатых мантиях ярких цветов, обличающих их африканское и азиатское происхождение. Там выросла и воспиталась юная дочь Кипра, ища каждую ночь какого-нибудь торговца пшеницы из Вифании или поставщика кож великой Греции, людей грубых и жизнерадостных, которые хотели прежде, чем вернуться на родину, порастратить часть своих барышей с куртизанками Афин. Днем она являлась неизменной добычей диктериона, снаружи грязного дома, единственным украшением фасада которого служил большой фонарь, являющийся — вывеской заведения; здесь не было цепной собаки, которая держалась при большинстве жилищ, двери были всегда открыты, и когда приподымалась грубая шерстяная завеса, виднелся внутренний двор дома, где сидел на корточках или на подушках весь живой товар диктериона: женщины развращенные и истощенные любовным пылом, и девочки, едва достигшие возмужалости; все обнаженные, противопоставляющие темную и бархатистую кожу египтянок бледной коже гречанок и белой, шелковистой азиаток.

Сонника, которую тогда называли Мирриной (имя, данное ей моряками), утомилась жизнью диктериона. Все там были рабынями, которых беотиец бил палками, если они вызывали недовольство какого-нибудь посетителя. Ей было противно получать определенные законом Солона два обола из этих мозолистых рук, которые, лаская, причиняли ей боль; в ней возбуждали отвращение люди всех стран света, низкие и грубые, которые являлись, ища наслаждения, и уходили удовлетворенные, беспрестанно сменяемые другими и другими, точно постоянная, повторяющая одинаковые настроения и однородные искания волна желаний, возбуждаемых морским уединением. Однажды ночью Сонника в последний раз посетила храм Венеры Пандемос, воздвигнутый Солоном на большой площади Пирея, и, как последнюю жертву, возложила два обола перед статуями Венеры и ее сопутницы Пифо, двумя богинями куртизанок, мимо которых она проходила много раз со своими возлюбленными, прежде чем отдаться им на берегу моря или подле большой стены, выстроенной Фемистоклом, чтобы соединить порт с Афинами. Затем она бежала в город, стремясь к свободе и наслаждениям, желая стать одной из тех афинских гетер, которые славились своей роскошью и красотою далеко за пределами родины.

Она жила, как свободные, и бедные куртизанки, которых африканская молодежь за их крики называла волчицами. Вначале она проводила целые дни, ничего не евши, но считала себя счастливее своих прежних подруг порта Фаралео или пригорода Эстирона, жалких рабынь содержателей диктерионов. Теперь местом ее торговли было Церамико, обширное предместье Афин, расположенное вдоль стены между воротами Церамико и Дипиля, где находился сад Академии и намогильные памятники славных граждан, умерших за Республику. Днем сюда приходили известные гетеры или же присылали своих рабынь посмотреть, написаны ли углем их имена на стене Церамико. Афинянин, который желал обладать какой-нибудь куртизанкой, писал ее имя рядом с многочисленными предложениями, и если он нравился гетере, она под надписью обозначала время свидания. При свете солнца здесь щеголяли знаменитые куртизанки, почти обнаженные, в пурпуровых сандалиях, в цветных покровах и с венками из свежих роз на пышных волосах, припудренных золотом. Поэты, риторы, артисты и знатные горожане прогуливались по зеленым рощицам Церамико.