Неровный край ночи

– Это уже три семьи, – говорит Эмиль. – Шесть детей общим счетом, если не ошибаюсь.

Элизабет отзывается:

– Это хорошее начало.

– Я никогда бы не подумал, – начинает Антон.

Он собирается сказать: «Я никогда бы не подумал, что Унтербойинген скрывает в своих холмах и долинах так много обеспеченных семей». Но прежде, чем он успевает закончить, тихий стон вторгается в разговор. Он идет откуда-то высоко сверху, над сводами нефа, над крышей церкви Святого Колумбана. Он идет с небес.

Дети роняют деревянные фигурки. Они отрываются от игры и смотрят вверх, вытаращив глаза и открыв рты. Стон нарастает, становится громче и глубже. Он становится грубым, злым ревом, быстро приближающимся. Ни одна душа в Германии не перепутает его ни с чем. Даже самые маленькие дети понимают, что это значит.

– Скорее, – говорит Эмиль, вставая и широко разводя руки, словно для того, чтобы собрать их в одно стадо. – В укрытие.

– Где оно? – кричит Ал.

Они знают, где укрытие дома – в пространстве под домом, вместе с животными. А в школе есть подвал; каждую неделю они тренируются спускаться туда в темноте. Тренируются оставаться спокойными. Когда ты на улице в сельской местности, идешь вдоль дорог и полей, сгодится любая канава. Но куда идти сейчас?

Что-то щелкает, мальчики, которых ужас приковал к месту, срываются в тот же миг и бегут в разные стороны. Элизабет быстро реагирует, ловит за руку Пола, несущегося мимо в слепом ужасе. Мальчик выскальзывает и, не устояв на ногах, падает. Он вскрикивает от неожиданности и боли, ударяясь о деревянную скамью, но, по крайней мере, он в безопасности с матерью. Когда Пол снова на ногах, Элизабет разворачивает его и указывает в сторону священника. Она говорит громко и жестко, чтобы пробиться через его страх:

– Иди за отцом Эмилем. Не отходи от него ни на шаг.

Ал уже умчался куда-то к центру прохода, быстрый, как олененок; он потерялся в темноте где-то в районе входных дверей. Еще немного, и он выскочит на улицу, на снег, и его темное пальто будет видно сверху – темное на светлом. Антон кричит, подняв свой голос до строгого командного тона, которым он пользуется впервые с тех пор, как стал отцом: «Альберт!» Мгновением позже Альберт возвращается, и сердце Антона подскакивает с облегчением. Глаза мальчика огромные, загнанные; когда он появляется в свете свечи, кажется, что они занимают все лицо. Антон подталкивает его следом за братом.

Собирая мальчиков поближе к себе, Эмиль кричит через нарастающий рев:

– Куда делась Мария?

Антон бросает взгляд на вертеп; фигурки лежат на тех местах, куда упали, но Мария исчезла.

– Матерь небесная! – восклицает Элизабет.

Она подходит к мальчикам и снова берет младшего за руку; Пол взвизгивает, когда она слишком крепко хватает его за руку, но она не разжимает пальцев. Вопли самолетов все ближе, они заставляют стекла дрожать. Антон замечает, что одна из занавесок неплотно задернута. Сколько света они выпустили? Он представляет себе самолет, пилота, вид сверху. Полоска золота на снегу, выдающая жизнь, которая прячется внизу.

Эмиль тоже видит занавеску:

– Свеча, Антон.

– Но Мария…

– Поторопись.

Он бежит к алтарю, времени на то, чтобы оказать должное уважением, нет. Он перекрещивается на ходу, беглая просьба к Господу о прощении – о милосердии, если оно возможно. Он задувает свечу, и алтарь погружается во тьму. Антон пытается перекричать рев моторов:

– Где дети?

Откуда-то рядом Эмиль отвечает:

– Мальчики с Элизабет, я объяснил ей, куда идти.

– Мария! Надо найти ее!

Только сейчас Антон слышит, как девочка плачет. Она где-то у него под ногами, но он ее не видит, не может нащупать, когда наклоняется, пробуя ногой пол в темноте. Отец Эмиль вмиг оказывается возле него, падает на колени, стягивая покрывало с алтаря. Темнота такая плотная, что Антон словно отталкивает ее руками, как будто так он сумеет силой раздвинуть тени и вызволить свою маленькую дочку, дрожащую и напуганную, вытащить ее в свет. Но света здесь нет. Темнота повсюду, упорная и густая.

Мария кричит:

– Machen Sie de schlechten Bomben weg!

Сделайте так, чтобы нехорошие бомбы исчезли! Под алтарным столом ее голос звучит повсюду, раскалывая голову Антона, и так едва соображающую от страха. И он все равно не может ее найти. Его руки хватают пустоту. Где она? Милостивый Боже, верни мне моего ребенка!

– Я поймал ее, – окликает его Эмиль. – Идем!

Положив одну руку на плечо священника, Антон следует за ним, спотыкаясь в темноте. Эмиль знает, куда идти. Сухой скрежет старой двери еле слышен сквозь шум самолетов. Эмиль мурлычет слова успокоения Марии, которая воет без слов, спрятав лицо то ли на плече священника, то ли на груди.

– Нагнись, Антон, – руководит Эмиль. – Прямо под тобой дверь в убежище.

– Я не вижу.

– Ты найдешь железное кольцо возле своей ноги. Потяни его вверх.