Например, те доспехи, вполне достойные императора, — каждая часть их, цвета чёрного золота, начиная от щитков на ногах и заканчивая шлемом, сделана так, что напоминает тело чёрного дракона — рисунок и рельеф чешуи выполнен так искусно, что, кажется, это и не броня вовсе, а живой дракон. И вместо лица — морда дракона, призрачная, дрожащая в свете свечей. Д даже короткие, кривые рога на шлеме кажутся рогами дракона.
— Это облик? — я показываю на невероятной красоты доспех.
— Всё верно, господин, — человек с мордой хидо почтительно кивает. — Хотите примерить?
— Да, — я не могу удержаться.
Он рисует формулу, и скрутив листок так, чтобы я не смог прочитать её, не разорвав, прикалывает к моей одежде. Прикалывает, а потом показывает на огромное зеркало за моей спиной.
Я оборачиваюсь я застываю…
Проклятье, это еще красивее чем я думал — морда призрачного дракона удивительным образом скрывает моё лицо не пряча его, она искажает его, делая неузнаваемым, а черты лица — неуловимыми. И чешуя доспехов на живом человеке кажется еще более живой — огромный чёрный змей словно играет кольцами своего тела, готовясь к удару.
— Он дорогой, — вежливо сообщает торговец. — Сто пятьдесят лунным золотом и формула ваша. Или сто двадцать — если господин улыбнётся, радуясь доброй покупке.
Нет, мне конечно нужно что-то другое, что-то более простое, но этот облик прекрасен.
— Я беру, — говорю я, — но теперь мне нужно найти еще… другое… И голос… можно ли менять голос?
— Да, господин, — он кланяется. — Некоторые облики меняют всё — и даже голоса. Иногда это очень важно.
Да, это очень важно. Вот как сейчас, например — в моём случае. Мне придётся общаться с Семьёй и как Керо, и как некто другой — тот, кто придёт к ним для того, чтобы стать членом клана.
— Я не знаю зачем вам нужно, господин, но, может быть, этот вам понравится.
Он показывает на маску. Нет, не маску — человеческое лицо, всё изуродованное шрамами. Только лицо.
— Ты всё правильно понял, — я лезу за кошельком. — Это то, что надо.
* * *
Дворец Императора, Новый Токио.
Сейджи ждёт меня, на просторной террасе висящей над цветущим садом внизу. Внимательно разглядывает меня, пока я усаживаюсь на диване напротив. В его взгляде высокомерие сильного — того, кто может приходить и забирать.
Я не буду обижаться на это высокомерие — уже хорошо, что он откликнулся на моего вестника. Это хорошая вежливость, вежливость сильного, я уважаю такую.
— Ты пришёл рассказать мне о том, что этот трон твой? — на лице его усмешка.
Да, он не собирается терять времени на вежливые разговоры.
— Нет, я пришёл объявить вам войну, — я смотрю на его шею. Шею на которой, в один ряд, приговором для любого врага, светятся тату из черепов.
Я не могу увидеть их все сейчас — пышные одежды этого очень богатого и влиятельного человека скрывают их, но я знаю — их там одиннадцать. Одиннадцать жизней — это равно бессмертию. Смогу ли я одолеть его, смогу ли я одолеть Семью?
— Я слышал это несколько раз, от других, — он пожимает плечами. — Они тоже угрожали мне. Твоё право ненавидеть меня. Ненавидеть всех тех, кто оказался сильнее. Это ничего не изменит.
Он смотрит на меня как на мелкого зверька, через которого он перешагнул и не заметил. Армия Слуг идущих впереди, сметающих всё на своём пути, превращает всех, на чьи земли заходит Семья — такими зверьками. Мелкими испуганными, проигравшими.
— Я знаю, ты посчитаешь мои слова безумием, но я предлагаю мир, Сейджи, — говорю как можно спокойнее. — И мы можем обсудить условия этого мира. Мир и союз — обещаю, он будет выгодным для тебя, для Семьи. Еще тысячу лет ты будешь вспоминать об этом дне и радоваться тому, что заключил союз с семьёй Асано.
Нет, он конечно не согласится, а ведь мог бы — сохранил бы себе жизнь… все свои проклятые одиннадцать жизней сохранил бы.
Но нет, еще один глупец, которому кажется, что я не смогу его переиграть.
Он поднимает руки, улыбаясь, показывая, что на такое даже нет смысла отвечать. И, заодно, заканчивая разговор. Он подарил проигравшему короткую аудиенцию — вполне себе вежливо.
— Ты просто не понимаешь — меня ничто не может остановить, Сейджи, — говорю я, разглядывая его красивое лицо — проигрывал ли он когда-нибудь или я окажусь первым, о кого он споткнётся, перешагивая. — Знаю, тебе это не очень интересно слушать, но все, кому я до сих пор объявлял войну — мертвы.
— Ты пришёл — ты сказал, — он встаёт. — Ты сделал это, и твоя гордость может быть спокойна.
— Ты, правда, не понял, — пришло время улыбаться мне. — Твоя девушка… она невероятно красива…
Я вижу как он бледнеет, нет он еще не понял, но поймёт… через секунду.
— Я нашёл её в саду.
Он застывает, в страхе услышать остальное.
— Не волнуйся, — я улыбаюсь еще шире. — Я убил её сразу. Она умерла легко. И теперь она ждёт тебя там, в саду.
Да, я нашёл её в саду. Её и двух детей, совсем маленьких детей, ухватившихся за руки совсем юной и очень красивой мамы. И её наряд — я никогда не видел такого дорогого платья. Кажется, даже ткани, из которых оно сшито, так же дороги, как брильянты, которые украшают его.