Электронные кухонные часы, стоящие на холодильнике, показывали без пятнадцати одиннадцать. Время ужина уже прошло. Констанца молча протирала чистую посуду, бесшумно складывая тарелки в буфет. Она то и дело поглядывала на часы, ожидая, когда муж с Виржилиу вернутся из церкви. Михай повез еду сыну и должен был его забрать, дождавшись пока тот решит все приходские дела. Анна еще не ложилась. Она сидела за обеденным столом, наблюдая, как Констанца с грустным видом занимается домашними хлопотами.
– Почему вы мне не рассказали, что ваш сын священник, – прервала безмолвие Анна.
Констанца отложила влажное от воды полотенце в сторону и присела рядом с девочкой за стол. Ее потухшие глаза стали еще печальнее. Анна поняла, что затронула болезненную тему.
– Мой сын сделал осознанный выбор. И я слукавлю, если начну отрицать, что я поддерживала его решение. Я не сказала о его сане потому, что не хочу воспринимать Виржилиу, как служителя церкви. Он для меня всегда останется единственным любимым сыном. Возможно – это неправильно, но я не могу иначе.
– Мне кажется, что его поступок достоин восхищения. Отдать себя в услужение Господу – это благое дело.
– Верно, – усмехнулась Констанца. – Наверно, я эгоистка, не желающая делить сына с Всевышнем.
– Но он не исчез! Он здесь с вами! В одном городе, в одной церкви, в одном доме!
– К сожалению, он недолго будет жить здесь. В приходе закончат ремонт его покоев, и он съедет.
– Вы сможете его навещать!
– Да, милая. Но для матери, не видящей сына почти три года, эти краткосрочные визиты недостаточны, – на лице Констанцы появилась улыбка, а печаль в глазах только усилилась.
Констанца помнила. Она помнила тот день, тот час, ту минуту, когда сын решил отправиться в семинарию. Это было шесть лет назад. Виржилиу только окончил университет, и его ждала головокружительная карьера юриста. Он готов был идти по намеченному пути, вот только трагическая гибель сестры перечеркнула все безукоризненные планы.
Ее смерть в одночасье изменила его. Что-то внутри Виржилиу сломалось. Он всегда был сильным, целеустремленным, упрямым и праведным человеком. Констанца никогда не замечала за сыном религиозного фанатизма, которому удалось бы затуманить разум и в одночасье перечеркнуть все мечты, склонив его отдать свою жизнь в услужение Всевышнему. Но все в этом мире изменчиво!
Констанца до сих пор не могла стереть из памяти тот день! Воспоминания о нем преследовали ее днем и ночью. Она помнила каждое слово сказанное сыном. Каждый жест отпечатался в ее памяти глубоким клеймом.
– Я не отпущу тебя! – Констанца старалась вырвать из сильных рук сына рубашку, которую он намеревался сложить в огромный чемодан. – Ты можешь отправиться куда угодно, но не в это место!
Михай, обхватив голову руками, молча сидел в кресле в углу комнаты. Он знал, что попытки жены остановить сына бессмысленны. Виржилиу не отступиться, даже если его запереть в помещение без окон и дверей, он все равно вырвется из заточения и поступит так, как ему заблагорассудиться.
– Я все равно это сделаю, мам. Я должен!
Констанца отпустила рубашку. Ее руки безвольно повисли. Она подняла на сына покрасневшие, заплаканные глаза. В них читалось отчаяние и немая мольба.
– Это напрасная жертва. Ты ничего не исправишь, лишь испортишь себе жизнь! Не делай этого! Прошу тебя.
Виржилиу холодно взглянул на рыдающую мать, словно перед ним стоял совершенно чужой человек, чувства и слезы которого были ему безразличны.
– Ты права, я ничего не исправлю, но я буду молиться. И возможно однажды, Господь простит меня! Возможно, когда-нибудь, я смогу простить себя! Каким бы сейчас тебе не казалось мое решение – оно верное. Посвятить жизнь на благо другим, стать светом в темные времена, отречься от искушений и пороков – это правильный путь! Это мой путь!
Констанца, прикрыв рот рукой, чтобы сдержать рыдание опустилась на колени, она отчаянно схватила сына за край брюк.
– Умоляю, не уходи! Я не хочу тебя потерять навсегда – это несправедливо…
– Достаточно, – Михай поднялся с кресла, и, подойдя к жене, взял ее под руку, поднимая с пола. – Хватит унижаться, реветь, выпрашивать милость у родного сына, как нищие! Хочет уйти, пусть идет на все четыре стороны! Ему двадцать четыре года, он вправе делать все, что ему вздумается! Хочет быть священником, скатертью дорога. Захочет быть клоуном и выступать в цирке, что же вперед!
Виржилиу, собирающий чемодан, с недоумением взглянул на отца, который до этого не проронил ни слова, не стремился его остановить.
– Не смотри на меня так! Ты волен делать со своей жизнью, что хочешь. Но я хочу тебя предупредить, если я еще раз увижу, что ты доводишь мать до слез, я тебя выпорю! Не смотря на то, что ты взрослый человек, – тон Михая звучал угрожающе. – Она достаточно настрадалась за последнее время и не заслужила такого отношения!